– Я поступлю в ординатуру и постараюсь получить лицензию как можно скорее. На днях подам заявки в несколько мест.
– Почему бы не продолжить строить карьеру под нашим началом?
Мин не вмешивался, хотя впервые был согласен с мужчинами за столом. Так будет проще. Хотя он, как никто другой, знал, что значит ощущать давление чужого желания.
– Я очень ценю помощь, которую мне оказал Кхун Равит, но у меня свои планы. Мы уже немного обсуждали их.
Мин удивленно посмотрел на отца и Лайта, которые тем временем переглянулись так, будто поняли друг друга без слов.
Да, он помнил, как Лайт упомянул о нежелании в дальнейшем работать в престижной больнице, но он не думал, что у того есть что-то конкретное на уме. И отцу, несомненно, было известно об этом. На этот раз Мина задело не внимание отца к парню, а наоборот – что родитель знал о Лайте больше, чем он.
Было тошно осознавать, что, когда отец привел докторишку в особняк, он воспринял парня как замену себе, а когда теория не подтвердилась – все равно не возликовал. Великий доктор Вонграт спокойно отпускал Лайта, но крепко держал за поводок сына.
Мин подозвал официанта и взмахом руки указал наполнить бокал. Это общество требовало дополнительной алкогольной поддержки. Отец наблюдал за ним, но неодобрения не выказал.
– Ты рад, что скоро приступишь к работе? – спросил у него Кхун Прин. – Поступи ты на медицинский, пришлось бы еще несколько лет учиться, а так ты отныне свободная птица.
Мин обвел взглядом столик, размышляя над ответом. Он мог сказать правду и устроить сцену, хотя это было не в его духе. Однако ради отца пожертвовал бы собственным спокойствием. Но все же он обещал Лайту вести себя с отцом «хорошо».
– Я готовился к этому еще с первого курса, так что для меня это не сюрприз, – как можно нейтральнее произнес он.
– Жаль, Раттана не увидит, как два ее любимых мужчины вместе трудятся над тем, о чем они в молодости мечтали с твоим отцом, – внезапно сказал Кхун Прин.
Бокал в руке Мина застыл, как и он сам. Но он не мог позволить себе выдать эмоций.
Он устал вздрагивать от каждого упоминания матери. И знал, что Лайт прямо сейчас смотрит на него и, наверное, готов в случае чего спасти снова, как тогда в Лампанге. Но Мин не поддался. Он докажет, что он способен продолжить вести беседу. Он помнил прошлые случаи и, медленно вдыхая и выдыхая носом воздух, начал считать про себя.
– И о чем они мечтали? – удалось выдавить из себя, когда он почувствовал готовность заговорить. А выражение отцовского лица подсказывало, что тот также не рад данной теме.
– Ты, конечно же, был тогда совсем маленьким и не помнишь, как твоя мать помогла Равиту поверить в себя в начале пути. Она дала ему силы создать то, что казалось нереальным с теми возможностями, которые тогда у них были. Однако твой отец – талантливый врач, один на тысячу, и его способности стали главным депозитом в будущее, в которое поверили люди, располагающие необходимыми средствами.
– У меня в памяти сохранились другие воспоминания.
Лишь то, что он и мама всегда были вдвоем, в то время как отец появлялся дома крайне редко. В детстве он, конечно, с нетерпением ждал каждую встречу с отцом, который казался героем, спасающим чужие жизни, но со временем ожидание переросло в обиду, а после – в равнодушие. Вскоре у него появились собственные интересы, и мать большую часть времени уже оставалась одна. Теперь Мин жалел, что тратил время, которое мог провести с ней, на дурацкие подростковые развлечения и людей, которых сейчас даже не помнил.
– У каждого из нас есть свои воспоминания о Раттане. Давайте выпьем за нее! Она бы гордилась тем, каким ты вырос, – сказал тост Прин Супарат.
Не оставалось ничего, кроме как взмахнуть бокалом и выпить.
После этого беседа о прошлом плавно перетекла в обсуждение какой-то конференции, а Мин погрузился в размышления о том, что в самом деле сказала бы мама, видя его сейчас.
Он делал разные, порой неправильные, вещи: ненавидел отца, презирал семейное дело, встречался с девушками, чтобы разбить им сердце, и получал за это деньги; он был заносчив, жесток, груб и непреклонен со многими людьми. Некоторые этого заслуживали, но были и те, кто нет. Мин не стал тем, кем бы мог. Часть его сердца опустела после маминой смерти, и никто не мог заполнить ее – серую зияющую пустоту, обволакивающую грудину. Мама не обрадовалась бы этому. Она была мягкой, доброй и понимающей. В детстве казалось, что она знает ответы на все вопросы, а главное – отчего-то любила его неприступного отца. Мин, хоть и походил на него, знал: все хорошее, что в нем есть, досталось от мамы. Лишь в одном не хотел быть на нее похожим – позволить одиночеству поглотить себя до самого конца, как это произошло с ней.
– Мин… ты слышишь? – вывел из размышлений голос Лайта. Видимо, тот уже в который раз обратился к нему. Три пары глаз смотрели на него в упор, а ему хотелось стать невидимкой. – Я сказал, что у нас еще запланирована встреча с друзьями. Ты помнишь?