Коп из захолустья

Возможно, Влад и закончил фразу, но я его не услышал. Мгновенное выполнение любой команды в боевой обстановке – это нам на уровень рефлексов еще в Академии вбили. И в сторону рудника я припустил во все лопатки сразу после того, как услышал свое имя. Остальное дослушивал уже на бегу. А потом… Потом с треском отключились, не выдержав уровня грохота, шумоподавители шлема, а меня словно пнул в спину разозлившийся великан. И «скорлупу» боевой брони, весящую почти четыре с половиной тысячи фунтов, кубарем поволокло по снегу. Это чем же по нам из третьего бота шарахнули? Тактической ядерной боеголовкой?

– Нат, ты живой?

Так, связь работает и Влад жив, уже хорошо.

– Живой.

– Тогда держись за что-нибудь, сейчас тряхнет уже по-настоящему.

Я хотел поинтересоваться и на тему «за что именно держаться в сугробе?» и «а до этого что было, так, в шутку?», но не успел. Потому что все вокруг тряхнуло. По-настоящему.

– Влад, что это было? – сдавленно прохрипел я, когда проморгавшийся наконец тактический дисплей показал, что связь снова есть.

– Это Князь показал янки, кто в доме хозяин, – отозвался мичман. – Все, сынок, можешь расслабиться, войны больше не будет. Наши всех уже убили. Пока мы с тобой боты гоняли, Туми «обесточил» все железо на орбите…

Понятно, если орбитальная группировка вырубилась, то «Бесстрашному» уже не имело смысла прятаться. И Новиков приложил приземлившихся десантников чем-то из арсенала корвета.

– Вставай-вставай, Нат, сейчас Туми с парнями подтянутся и нам еще место падения ботов проверить. Не хватало нам тут еще одного американского партизана. А потом – на «Бесстрашный», чемодан паковать Думается мне, за тобой скоро прилетят…

Взревев напоследок двигателями, шаттл мягко коснулся посадочными опорами поверхности летного поля и умолк.

Немногочисленные пассажиры челнока начали вставать и двигаться к выходу. Один я сижу в кресле, задумчиво наматывая на указательный палец длинную и прочную ярко-оранжевую матерчатую ленту с надписью «Бесстрашный» на обеих сторонах. Это – подарок от экипажа русского корвета мне на память.

«Она называется тявочкой, Нэйтан», – сказал Новиков, вручая ее мне. – «Это не просто сувенир, этими лентами мы зачековываем контейнеры с парашютами для атмосферного десантирования. Такие есть только у членов экипажа, побывавших в бою. Старая традиция. Носи с гордостью, ты ее заслужил честно».

– У вас все в порядке, сэр?

– Что, простите? – я поднимаю взгляд на молоденькую и очень хорошенькую стюардессу.

– Я спрашиваю, все ли у вас в порядке? – лучезарно улыбается она мне. – Мы уже совершили посадку, сэр. Все, мы дома.

Да какой уж там порядок, милая! Из Мобильных сил меня пусть и с почетом – но списали. После всех травм, полученных мною при падении на поверхность Серого Фьорда, медкомиссию мне не пройти никогда. В обычной полиции я служить могу и дальше, а вот в «мобильниках» – уже нет. С Новой Аризоны тоже постарались убрать побыстрее, как только шумиха вокруг моей истории немного улеглась, и СМИ вцепились в новые информационные поводы. Как сказал бы Влад – s glaz doloy ot greha podal’she. Радует, что хотя бы домой отправили, а не законопатили куда-нибудь… Хотя, с точки зрения столичного бюрократа, Булыжник и есть край света, дальний фронтир на окраине обжитого космоса. Немного греют сердце выставленный мне в Академии высший балл по всем предметам, отличная характеристика и довольно крупная денежная компенсация.

– Конечно, все в полном порядке, мисс, – я дарю стюардессе ответную улыбку и, помахав ей на прощание рукой, выхожу из шаттла.

Да, вот я и дома. Планетоид LV-918, он же Булыжник. Моя родина, место, где я родился и вырос.

Вот только радости в сердце нет. Еще на Новой Аризоне я узнал, что умер дядя Спенс. Спенсер Новак, напарник и лучший друг моего отца, который не позволил отправить меня в интернат после его гибели, а забрал в свой дом и воспитывал, как собственного сына. Мне, тогда еще совсем мальчишке, было очень тяжело. Мать я и не помнил толком. Она с шахтерского планетоида сбежала с каким-то залетным хлыщом «в поисках лучшей доли» – я еще и говорить не научился. От нее остались только размытый образ в памяти, да несколько спрятанных отцом фотографий, которые нашлись уже после его гибели, когда из нашего дома вещи вывозили. А вот отец был для меня всем: большой, сильный, добрый. Но его застрелили и весь мой мир рухнул. А дядя Спенс этот мир смог отстроить заново. Он, тетя Маргарет и их дочь Вики стали моей новой семьей. Которую я искренне люблю. И вот теперь…

Как мне сказали, дядя Спенс увидел мое имя в списке погибших на «Аламо» и даже до кресла не дошел – упал, где стоял. Сердце.