Копарь. Старое заклятие.

[1]М.Н. Муравьёв — русский государственный деятель, одна из самых ненавистных фигур для польских сепаратистов и российских либералов XIX столетия, марксистов XX века и современных националистов-нацистов на землях Западной Руси (Белоруссии), много сделавший для укрепления Российской империи.

[2]Польский бунт 1863 — 1864 годов против Российской империи, устроенный местной шляхтой и зародившейся буржуазией.

[3]Дормез — старинная большая дорожная карета для длительного путешествия, приспособленная для сна в пути.

Глава 23

Пашка прошёл в следующую комнату и увидел массивный дубовый шкаф. С волнением открыл створку. Среди прочих костюмов и рубашек на вешалке висела военная форма, достав которою, Павлуха пришёл в полный детский восторг. Она была такой яркой и красивой, что хотелось сразу её надеть и покрасоваться. А потом снять и продать за громадную цену. Помимо всего, на груди красовался орден с красной эмалью и мечами. «Станислав», — мгновенно понял Павлик. «Скорее всего, третьей степени». Он, в своё время, не раз просматривал электронный каталог наград царской России и всегда про себя мечтал, чтобы попалось что-нибудь значимое. И вот появилась возможность увидеть его в живую в великолепном сохране и прикоснуться руками к такой красоте. Староглядов так долго и благоговейно смотрел на награду, что вошедшая жена поинтересовалась, чего он медлит и не проходит за стол? Гости уже ждут его и без хозяина не начинают«.

Пашка очнулся от своего транса и принялся за переодевание. Арина подошла к нему и помогла полностью застегнуться. Павел оглядел себя в большое зеркало. В отражении красовался высокий подтянутый мужчина, форма скрадывала и нивелировала небольшой живот, средних лет с вмиг посерьёзневшим и даже несколько постаревшим лицом. «Ну прямо, суворовский чудо-богатырь!» — восхитился он своим отражением. Увидел в углу шкафа саблю, завешанную рубахами. Достал и в очередной раз изумился. Помимо того, что красота рубящего оружия внушала трепет, так и ещё на рукояти красовался орденский знак «Святой Анны» и надпись «За храбрость». «Ни хрена себе, когда это я здешний всё тут успел. Видать, храбрый вояка был».

Положив саблю на высокую кровать, вышел к гостям. Те исходили гастрономическим соблазном, ожидая пока хозяин выйдет к столу. Сел рядом с женой и жестом предложил: «Прошу отведать яства». Здешняя супруга или кто-то из дворовых постарались на славу. Была и рыба, жареная и копчёная, и мясо двух видов, и несколько холодных закусок. В уголке стола скромно стоял графинчик с малиновым цветом. «Домашняя настойка», — понял Пашка. И, на правах хозяина, налил в высокие рюмки своим подчинённым, затем жене и, немного поразмыслив, плеснул себе. Всё это у него прошло так обыденно и просто, словно он этим делом каждый день занимался. А не только вчера явился из будущего. Сказывались его здоровый жизненный пофигизм и высокая адаптивность к любой ситуации. «Главное, чтобы этот здешний крендель сейчас не припёрся да у меня язык не развязался», — предостерёг он сам себя. «А то ляпну чего-нибудь лишнего».

Гости подняли тост за хлебосольных хозяев и лихо опрокинули рюмки. Павел с супругой последовали их примеру. Не успели они закусить, как в трапезную вошла молодая девушка в крестьянской одежде и с небольшим чугуном на деревянной подложке. Ноздри сразу учуяли запах свежих наваристых деревенских щей. Девушка сноровисто разлила содержимое по глубоким тарелкам и удалилась. А Павлуха повторил гостям по наливке, сам благоразумно отказываясь от выпивки. Супруга накрыла свою рюмку рукой, жестом показывая, что ей тоже хватит. Офицеры с удовольствием повторили, опрокинув по стаканчику. Скромное пиршество продолжалось. Офицеры слегка захмелели, раскрепостились, и Павел умелыми вопросами начал расширять свой кругозор о предстоящем деле.

Ехать следовало в польский Мендзыжец, близ Люблина. Где это, Павлик даже приблизительного понятия не имел. Ясно было одно, наверняка, «тьмутаракань» страшная. Именно там в данный момент квартировал их полк. Сейчас это было даже на руку, главное, подальше от Ненарокова и его здешнего двойника полковника. А потом следовало прибыть под Вильно, ближе к ставке генерал-губернатора. Польская шляхта, ведомая католическими священниками, вовсю бунтовала, грабила крестьян, заставляя присоединиться к ней. Разоряла православные кладбища и деревни. Устраивала бандитские засеки по лесам и делала засады на мирных жителей и отдельные регулярные войска.

— Вообще, озоруют по полной, — подытожил Орешкин. — Пора им преподать урок и заставить прекратить беспорядки.

Павлик слушал и мотал на ус. Дела предстояли нешуточные. Фактически полномасштабные боевые действия. Это совсем не придавало радости. Ещё не хватало там погибнуть или хотя бы покалечиться. Но, похоже, теперь отвертеться не получится. Вся надежда оставалась только на себя, да ждать Пересвета или его команду. Честно говоря, в данный момент на них он рассчитывал больше, чем на себя. Ибо самому как отсюда выбраться, он не понимал.