На месте собрал своих офицеров и объяснил им новую задачу. Затем поручил своему заму майору Остроумову проложить дорогу на новые квартиры. После этого снова посетил полкового лекаря, оправдывая свою легенду о больной спине. Взял у него новую порцию чудодейственной мази. Потом, чуть поразмыслив, ангажировал Сотникова и с его подстраховкой стал тренироваться лихо вскакивать на лошадь и пробовать скакать верхом, исходя опять из той же легенды. Детский страх снова загреметь под фанфары с коня оказался очень живуч в мозгах и сильно осложнял занятия. Но, в целом, Павлуха показал себя способным учеником. Его вороной полковой жеребец уже полностью привык к нему. А Павлик каждый раз брал с собой мочёное яблоко и угощал животное. Поэтому коняга, как только видел своего наездника, то ненавязчиво тыкался мордой в его ладони или в грудь и был спокоен и понятлив. А Пашка, со своей стороны, с детства всегда относящийся с лаской к братьям нашим меньшим, тоже успел привязаться к животному. Коня звали Ворон. Орешкин как-то сказал, что Павел сам дал имя жеребцу, увидев его необычайный стальной с синевой отлив.
Словом, к Ковно Павлуха старался уже ехать самостоятельно верхом впереди отряда, игнорируя удобный вместительный дормез. «Оставалось только более-менее научиться рубить саблей и дело в шляпе», — прикидывал он по дороге к месту дислокации «В гущу боя, конечно, не попру, а так, при случае, чтоб мог отмахнуться».
Ковно обогнули слева и расположились лагерем в ближайшем селе.
— Ляхи, хоть и любят побунтовать, но хозяйственники неплохие, особливо крестьянского рода, — рассуждал рядом едущий Орешкин. — Избы ставят добротные, тёплые. Иные могут по двести лет простоять и не сгниют. Так что сейчас вам, Ваше высокоблагородие, такие хоромы найдём, что там и штаб-квартиру полка можно будет устроить.
Павлуха, играя свою роль, молча снисходительно улыбнулся. И, действительно, поручик Сотников быстро прошвырнулся по частично населённому пункту, нашёл просторный деревянный дом с высоким крыльцом. Капитан первым зашёл в избу оценить внутреннюю обстановку. Оказалось, это был дом ксендза Вильемирского, подавшегося к бунтовщикам. Казаки, когда зачищали село прошлый раз, проворонили одного из главных зачинщиков смуты, и он благополучно ушёл с мятежниками. Сейчас дом пустовал, что было и вовсе сподручно. Можно было как раз организовать тут штаб полка. Орешкин быстро определил пару улан, чтобы они навели порядок в избе. Место было так много, что Павел предложил Остроумову обосноваться на другой половине избы. Так было лучше для координации полка. Уланы проворно внесли личные вещи офицеров, походную казну и другие необходимые полковые принадлежности. Остроумов велел Орешкину заняться расселением солдат и офицеров, а сам сосредоточился на караулах. Словом, все были при своих делах, а Павлу только оставалось наблюдать за слаженной работой.
Ближе к вечеру майор распорядился послать два секрета[2] для разведывания обстановки на ближайших подступах к селу. Павлик не мешал заму рулить оперативными делами, в коих разбирался слабо, лишь подтверждал предложения толкового помощника степенным кивком головы и давал некоторые уместные уточнения. За короткий период их знакомства Павлик проникся уважением к серьёзному, сосредоточенному спокойствию майора и его умению отдавать толковые своевременные приказания. На его груди тоже красовался «Станислав с мечами» за Крымскую компанию.
Пересвет только сел позавтракать на кухне, как из дальней комнаты окликнула жена.
— Саша, иди скорее сюда. Тут что-то непонятное происходит.
Александр моментально сорвался с места, проверяя на ходу в кармане ли телефон. Забежал в комнату и увидел, что монета излучает яркий белый свет.
— Наконец-то, — вслух произнёс он и бросил супруге, — ты лучше выйди отсюда. А если я вдруг исчезну, ну, в смысле, перемещусь в прошлое, набери Гладкову Владимиру Семёновичу и поставь его в курс дела. Его номер есть в записной книжке в столе. А сейчас выходи скорее, — не дал он жене задать интересующие её вопросы.