Копье Черного Принца

Пройдя несколько шагов, полковник вынул из кармана платок и вытер вспотевший лоб. Седой командир много видел в своей жизни и радости и горя, но сегодня он особенно волновался.

Так они прошли еще несколько метров: военком с Янкиной мамой — во главе шествия, за ними, чуть поодаль, Янка с Генкой, а потом уже все остальные. Там, среди гостей, шла и Таня. А где был Витька Тарасюк, друзья не интересовались. Наверное, тоже где-нибудь рядом.

Но вот полковник, замедлив шаг, пропустил вперед Янкину маму, а сам подождал Янку. Положил ему на плечо руку. Так они и шли некоторое время: впереди Янкина мама, а за ней республиканский военком с ее сыном.

Янке было очень приятно ощущать на своем плече руку полковника. Вот так же, наверно, обнял бы Янку и отец, если б он был жив.

— Видишь, как все вышло, Янка… — задумчиво сказал полковник и добавил: — А ты молодец!

Янка молчал. Они прошли еще несколько шагов и полковник опять сказал:

— Ты — сын героя!.. А это очень ответственная человеческая должность… Понимаешь?

— Понимаю, — ответил Янка совсем тихо.

За белым домиком, стоявшим на самом краю хутора, росла стройная береза с белоснежным стволом. У березы высился полированный гранитный обелиск, увенчанный пятиконечной звездой. На глянце обелиска были вырублены слова:

«Ян Андреевич Янсон. Командир партизанского отряда. Расстрелян гитлеровцами 22/XII-43 года. Вечная слава герою!»

Немного в стороне от обелиска стоял взвод музыкантов. Медные трубы блестели на солнце. Когда Янка и его мать подошли к обелиску, оркестр заиграл торжественно-траурный марш. Янкина мать остановилась, широким движением руки откинула назад черный платок и, слегка наклонив голову, устремила взгляд куда-то вперед. Русые ее волосы, обычно гладко причесанные, слегка распушились на ветру, лицо было румяным от мороза, губы чуть приоткрыты, глаза смотрели грустно, но смело. И все удивились, какая у Янки замечательно красивая мать!

А Янка смотрел прямо перед собой. Он видел надпись на обелиске, алую пятиконечную звезду, он видел продолжение дороги, по которой они сюда пришли.

Дорога уходила вдаль, вилась между холмами, пряталась в полях, сворачивала в леса, потом снова выходила на равнину. Янкин отец дошел по ней до того места, где теперь стоял гранитный обелиск.

Дальше по этой славной жизненной дороге предстояло идти сыну.

Янка смотрел и думал. Он пытался восстановить в памяти картину того, как все это здесь было в тот страшный день, но у него ничего не получалось. Слишком праздничным и торжественным выглядело сегодня окружающее, и никак не вязалась эта обстановка с Янкиными мыслями.

Янка почувствовал, что сзади кто-то робко притронулся к его плечу. Резко обернулся. Этого еще не хватало — Рыжий!

Вид у Витьки был смущенный и даже приниженный. Он смотрел на Янку умоляюще. Когда Рыжий заговорил, Янка просто не поверил своим ушам.

— Янка, ты уж прости меня, — сказал Витька. — Я не знал, что твой отец — герой…

Янка промолчал, ничего не ответив, но и не отворачиваясь от Рыжего. Заметив, что Янка его все же слушает, Витька продолжал более смело:

— Если кто теперь про твоего отца хоть одно плохое слово скажет, я сам первый этому брехуну шею намылю!

— Ну, ладно уж… — сдаваясь, процедил Янка.

Окончательно обрадованный Витька залпом выпалил последнюю фразу:

— А вы меня к себе примете? Ты и Генка? Примете, а?

— Это кого еще к нам принимать? — раздался сзади сердитый Генкин голос. — Янка, я вижу, ты окончательно потерял бдительность. Ты унизился до разговора с Рыжим?

— Знаешь, Генка, — нерешительно промямлил Янка. — Рыжий признался… то есть Витька признал свою вину…

Генка испытующе посмотрел на Рыжего, потом на Янку и моментально оценил обстановку.

— Хорошо, — сказал Генка после небольшой паузы. — Мы примем тебя в благородную среду рыцарей Красного Галстука… Только знаешь кем? Оруженосцем! Ты согласен?

Рыжий ничего не ответил. Но по его сверкающим глазам можно было легко догадаться, что он согласен стать даже оруженосцем.