Копье милосердия

Нужно сказать, что евреи-романиоты имели надежную охрану из единоверцев. Иногда они нанимали османов, однако больше отдавали предпочтение своим, а также нередко вербовали в охранники жителей Иудеи и Палестины, более диких и нецивилизованных с точки зрения романиотов, с варварскими наклонностями, что лишь добавляло наемникам храбрости; кроме всего прочего, они служили не только за деньги, но и по совести. Поэтому в первый момент Трифон подумал, что молодой человек — всего лишь гонец какой-то важной персоны из кагала романиотов. А значит, и отношение к нему должно быть не как к ровне, а как к слуге.

— Приветствую тебя, Трифон Матвеевич! — сказал еврей и низко поклонился.

Коробейников от неожиданности поперхнулся — нежданный гость говорил на чистом русском языке! Он машинально встал и ответил поклоном на поклон; правда, без особого рвения.

— Неужто земляк? — спросил он недоверчиво.

— Почти… — Еврей широко улыбнулся. — Я купец из Берестья, а зовут меня Мордехай.

— Что ж, коли пришел, милости прошу, — немного разочарованный Трифон указал на диванчик, возле которого стоял резной столик. — Эй, кто там! — он хлопнул в ладони.

На его зов прибежал юный слуга по имени Елка.

— Гостю кальян и кахву! — приказал купец.

Елка обернулся шустро. В его сноровке не было большого секрета. Московиты всегда держали наготове два запасных кальяна и приборы для кахвы на случай появления таких вот незваных гостей, как Мордко (а это был он, верный помощник старшины берестейского кагала). Особенно часто московитов навещали османские чиновники. Некоторым из них — рангом повыше — приходилось давать мзду, но большинство обходилось неторопливой обстоятельной беседой за чашкой кахвы; всех интересовала таинственная и богатая Московия, где дорогие и высоко ценимые османами меха едва не на деревьях росли.

Какое-то время и Трифон, и Мордко молча отдавали должное ароматному напитку. Нужно сказать, что Елка на удивление быстро научился готовить его не хуже, а то и лучше, чем в самых престижных кофейнях Истанбула. Об этом и были первые слова Мордка после того, как он назвал свое имя:

— Удивительно! — воскликнул он, опять изобразив самую приятную и располагающую улыбку из своего обширного арсенала обольщения потенциальных клиентов. — Лучше кахвы пить мне еще не доводилось! Не продадите ли секрет приготовления?

— От добрых людей, да еще и почти земляков, мы секретов не держим, — сдержанно улыбнулся в ответ Трифон.

А в голове у него в этот момент вертелся один чрезвычайно назойливый вопрос: «Откуда мне известно это имя? Мордехай, Мордко… Убей Бог, забыл. Старею… эх!».

— Елка! — позвал он слугу. — Расскажи господину, как ты варишь кахву. Только, чур, без утайки! Смотри мне…

— Это очень просто… — начал хитрый отрок; по грозному тону купца он понял, что тот как раз подразумевает обратное: держи секрет при себе.

Мордко выслушал рецепт (который показался ему совсем диким, потому что Елка городил, что ему в голову взбрело) с большим вниманием, а затем щедро одарил юнца, дав ему полновесный левок.

— Не нужно баловать парня, — недовольно сказал Трифон, но потом смилостивился. — Поди прочь, шельмец, — сказал он Елке; и, обернувшись к Мордко, добавил, чтобы перестраховаться, если рецепт будет совсем уж негодным: — Должен тебе сказать, что ни у кого другого кахва не выходит столь отменной по вкусу. Он будто колдует над ней.

— Тем более мальчик заслуживает поощрения.

— Не буду спорить… Однако мне хотелось бы знать, какая необходимость привела тебя ко мне? — долго не мешкая, сразу взял быка за рога московит.

Он точно знал, что Мордко не будет на него за это в обиде; московские купцы могли долго торговаться, иногда по два-три дня, но предварительное бессодержательное словоблудие не входило в их правила. Тех же неписаных уложений, насколько Трифону было известно, придерживались и купцы Речи Посполитой.

— Слыхали мы, что Великий князь Московский Иоанн Васильевич шибко хворает… — начал издалека Мордко.

— Про то нам неведомо, — строго ответил Коробейников. — Нас не посвящают в такие высокие сферы. Мы люди маленькие — купил, продал, заплатил честную пошлину. А государевыми делами заведуют бояре и воеводы. Вот их и попытай.

— Так нашим людям как раз бояре и рассказали об этом.

— На чужой роток не накинешь платок. Мало ли кто чего говорит. Мой тебе совет: будешь когда в Москве, не вздумай с такими речами обратиться к незнакомым людям. Враз попадешь на дыбу.

— За совет благодарствую, учту, однако хвори вашего государя меня обходят меньше всего… пусть хранит его ваш Бог. Но мы деловые люди, потому я и пришел к тебе, Трифон Матвеевич, с интересным предложением…

— Ежели оно касается продажи наших товаров, то ты маленько опоздал, — бесцеремонно перебил его Трифон. — Мы уже все распродали. И ни в какие кумпанства входить не имеем намерений.

— Речь об этом не идет. Я хочу предложить тебе нечто такое, благодаря чему ты попадешь к своему государю в фавор. И это только потому, что я питаю большое уважение к московитам и хочу в будущем завести с ними торговые дела. Именно так, скрывать не буду.