Копье милосердия

— Ваша беда заключается в другом. У вас есть опасный конкурент. Это великий литовский маршалок Николай Радзивилл Сиротка. К нему прибыл гонец с важными сведениями, и князь на следующий день отплыл на купленном им судне. С того момента уже прошли две недели. Так что, сами понимаете, князь намного опередил вас. Ванька Грязной за вами шпионил и, похоже, все выведал. Так что мне остается лишь вам пособолезновать.

Рыжий шпион! Трифон даже застонал, как от зубной боли. Негодяй… Негодяй! Изменник! Все верно, рыжий мог подслушать их разговоры… после доброй порции заморского вина. Эх! Язык мой — враг мой…

— Поэтому я и предлагаю вам манускрипт, — неумолимо продолжал Мордко. — Я так понимаю, что вы не по своей воле занимаетесь этим делом, а по наказу царя московского. Ваши посольские дела — это все для отвода глаз. Я не прав? Прав, конечно, прав! Как будете отчитываться перед Иоанном Васильевичем, чем?

— То не твое дело, — глухо сказал Трифон.

— Верно, не мое, — легко согласился Мордко. — Однако мне вас жаль. И потом, я хочу, чтобы в Москве среди купцов у меня были приятели, — живые приятели, способные составить мне протекцию. По-моему, это понятно.

— Понятно… — буркнул Трифон. — Чего уж… Но только мне что-то не верится в твое человеколюбие и бескорыстие. С десяти тысяч левков скостить цену манускрипта до тысячи — это подозрительно пахнет.

— Ни в коей мере! — запротестовал Мордко. — Свои деньги я никому не собираюсь дарить просто так. Я всего лишь хочу ОБМЕНЯТЬ свой товар на ваш с совсем смешной доплатой в тысячу левков.

— Свои товары мы уже распродали, — грустно сказал Трифон.

— Речь идет о другом. Я отдаю вам манускрипт, который может спасти ваши жизни почти даром, а вы расскажете мне, за чем идет охота. Всего лишь. Тем более что вы, как не крути, уже все профукали.

Трифон и Юрий Грек заледенели. Они ожидали чего угодно, только не этого. Пауза несколько затянулась. Трифон лихорадочно соображал. Ежели все, что рассказал Мордко, правда, то им и впрямь пора поворачивать оглобли в сторону Москвы. Притом не солоно хлебавши. А манускрипт действительно может послужить им палочкой-выручалочкой.

И потом, если евреи, а Трифон абсолютно не сомневался, что в этом деле Мордко не один, что он всего лишь исполнитель и что главные фигуры прятались за его широкой спиной — напали на след, в данном случае князя Радзивилла (московиты знали, что он в Истанбуле; такие новости быстро распространялись среди иностранцев, проживавших в столице османов), то в конечном итоге приз достанется им. Если, конечно, Сиротке не повезет.

— Выйдем, — сказал Трифон своему зятю.

Они вышли. Мордко довольно оскалился им вслед — телега на мази!

— Что делать-то будем? — спросил Трифон.

— Ты старшой, ты и решай, — ответил изрядно опечаленный Юрий.

— Этот Мордко прав. Мы тоже об этом думали. И потом, коль уж рыжий негодяй знал о Копье, то вскоре о нем будут трещать даже сороки в лесу. Шила в мешке не утаишь. Царь грозил мне вырвать язык, ежели я проболтаюсь кому о данном мне поручении. Так эту кару я уже заслужил, открывшись тебе. Поэтому терять мне как бы и нечего.

— Оно конешно… ежели что… — Юрий беспомощно развел руками.

— А, семь бед, один ответ! — махнул рукой Трифон. — Моя вина — мне и отвечать. Рискнем. Коли судьбина приведет меня на плаху, не зобижай мою родню. Присмотри за ними, особенно за мамкой.

Юрий угрюмо кивнул.

— Что ж, мы принимаем твое предложение, — твердо сказал Трифон, когда они вернулись в комнату. — Но прежде чем ты услышишь от нас то, что тебе надобно, мы должны подписать у кадия* торговый договор купли-продажи манускрипта. Нет-нет, мы тебе верим! Это на всякий случай, чтобы таможенная стража османов не имела к нам никаких претензий.

Мордко с кислым видом согласно кивнул…

Спустя три часа все формальности были выполнены. Кадий оказался на удивление покладистым и не придирался к мелочам, тем более что Мордко не пожадничал в оплате его услуг. И потом, кадий вовсе не считал книгу гяуров какой-то особенной ценностью. Когда мусульмане завоевали Константинополь, они сожгли десятки тысяч христианских книг, и все равно их оставалось непозволительно много. Ими торговали на многих базарах — раньше из-под полы, а теперь в открытую. И если купцы увезут этот хлам в свою Московию, то Истанбул только выиграет от этого, станет чище.

Московиты, освободившись от дурных мыслей, вернулись в свой караван-сарай с тяжелым манускриптом в руках и легкой душой, а в кошельке берестейского купца прибавилась тысяча левков; но сам он был мрачнее грозовой тучи.

Как он опростоволосился! Мордко даже замычал, будто от нестерпимой боли. Удача сама шла к нему в руки, а он отвернулся от нее. Что мешало ему заточить Ваньку в подвал и попытать его каленым железом? Рассказал бы все, как миленький… И московиты тогда были бы ему не нужны. Эх!