Копейщики

Заговорщики (в их число входил и Брут) - приверженцы республиканской формы власти - нанесли ему 23 колотые раны короткими кинжалами и ножами для разрезания фруктов, спрятанными ими в складках одежды. Все они, по свидетельству Светония [27]и со ссылкой на врача Анастасия, были не смертельны - кроме одной. Отверстие этой роковой раны напоминало след от широкого, толстого и длинного лезвия. Такие следы на теле оставляет только копьё.

Завещание Цезаря было вскрыто в доме императора в присутствии родственников, сторонников и друзей убитого. Среди завещанных разным людям вещей, в том числе: значительных сумм некоторым убийцам Цезаря в aureus (золотая монета Рима), ювелирных украшений, золотой и серебряной посуды, книг и прочего имущества упоминалось некое копьё, которое следовало пожертвовать храму Геркулеса в Гадесе [28], поместив в бронзовый саркофаг и положив в основание статуи Александра Великого. Однако при описи имущества цензором Рима ни в кладовых, ни в личных вещах Цезаря копья не оказалось. Во время дознания, проведённого по горячим следам другом императора Марком Антонием о ходе которого на Форуме ходили противоречивые слухи, удалось получить показания одного из рабов семьи Цезаря, который видел, как ночью после убийства императора из атрия, в той части, где находился cubiculum (спальня) хозяйки дома, в сопровождении Кальпурнии тайно выходили два человека. Причём у одного из них под плащом слуга заметил короткий блестящий предмет. Со слов служанки, подававшей ночным посетителям вино и сладости, один из них был неизвестным легионером, профиль второго напомнил ей лицо Луция Тиллия Цимбера. [29]Позже служанка загадочным образом исчезла, а Марк Антоний запретил допрашивать «поражённую неслыханным злодеянием и горем» Кальпурнию, очевидно, хорошо помня слова своего патрона и друга: «Жена Цезаря должна быть вне подозрений».

Глава 3 Константин 335 г. н. э.

«…О, сын мой Крисп! Нам с тобой поздно размышлять о делах прошлых, но пока ещё рано думать о вечности. Ведь у нас есть время, чего не скажешь о других. О тех, кто шёл на преступления и убийства ради тщеславия и власти, ради богатства, честолюбия и мелкой зависти. Можно даже не помнить о равнодушных и тихих рабах, о вольноотпущенниках, служивших верой и правдой бывшим хозяевам и наказывавших с жестокостью и усердием тех, кем совсем недавно были они сами и тех, кем хотели бы стать. О телохранителях, мечтавших о собственной охране и дворцах. О крестьянах, пришедших вслед за мной с Запада и гнувших спины на землях Византии, приграничных с территориями воинственного персидского царства Сасанидов [30]на Востоке. Не нужно оглядываться ни вперёд, ни назад. Быть может, вот этой ночью или уже вчера всадники в остроконечных шапках со свистом и криками сожгут жалкую лачугу бедного ассирийца или каппадокийца, жён их распнут на узких лавках и изнасилуют, а детей уведут с собой, чтобы воспитать из них новых воинов для новых набегов завтра. Смотри дальше через поколения поколений, потому что именно сегодня мы закладываем фундамент будущего, которое и блистательно и, быть может, печально».

Из «Ночных бдений» Константина Великого. Библиотека Ватикана. Византийский свиток № LXXV.

Из окон дворца, недавно законченного строителями, император смотрел на свой растущий в размерах город. Поселения мелких торговцев и ремесленников давно вышли за пределы высоких и мощных крепостных стен, начинающихся от самого моря и поднимающихся вверх по довольно крутым холмам. Высокие башни как бы предупреждали мастеровых, купцов и крестьян: «Да, мы готовы пропускать вас с вашими амфорами, горшками, коврами, золотыми украшениями и тканями, но с наступлением ночи вы должны покинуть кварталы знати».

«Надо бы обнести стеной и эти лачуги, - подумал Константин. – Со временем город вытеснит их церквями, аренами цирков, домами ветеранов, казармами наёмников, термами и садами».