Копейщики

Как он, оказывается, любил эти горы, эти покрытые снегом вершины с густыми высокими елями на пологих склонах, эти ручьи, берущие начало прямо под ногами и пропадающие в далёких, жаждущих влаги возделанных крестьянами полях! Эти скалы возвратили ему почти забытую радость защищённости и беспечную беззаботность детства. Жильбер даже вспомнил, как из коры дерева сделать кораблик, как пристроить к щепке мачту, как натянуть на неё парус из клочка ткани. Однажды он не удержался и вырезал из сухой сосновой ветки маленькую лодку и, спустив судёнышко на воду, шёл за ней до ближайшего скального уступа, где «каравелла» вместе с ручьём нырнула с обрыва. Жильбер нагнулся вниз, следя, выплывет ли. Она выплыла, и Мерон долго провожал глазами маленькую белую точку, вспоминая Италию, запах моря и тёплые солнечные дни.

Но здесь, среди камней и снега, ему лучше. Он никому и ничего не должен. Не нужно постоянно оглядываться на каждый шорох за спиной. Твёрдые, но доброжелательные глаза монахов Жильбер встречал ответными приветливыми взглядами и сдержанными поклонами. Половину денег, оставшихся после долгих приключений - а это была сумма немалая - Мерон отдал настоятелю. Они ему теперь не нужны. Зачем золото, когда есть крыша над головой, кусок хлеба, кувшин воды или кубок монастырского вина за ужином?

Правда, сердце! Сердце, долго остывающее в гневе, никак не могло успокоиться от перенесённой обиды. Но теперь всё это в прошлом. Теперь он может с холодной головой перенести свои воспоминания на толстую стопку бумаги, подаренную ему настоятелем.

Жильбер Мерон… Только серым, грубой выделки, листам, хранящимся под соломенным тюфяком его постели в келье для паломников, он может доверить своё имя.

В этой дьяволом забытой и обласканной Богом глуши императору Карлу, несмотря на все усилия шпионов, его не достать. Да и долго ли Габсбург будет помнить о каком-то офицере, исчезнувшем при странных обстоятельствах?

Мерон вспоминал и записывал все, что случилось с ним в Вене, пытаясь понять - почему?

Его не насторожила холодность императора при прощании. Жильберу было приятно снова встретиться со старыми товарищами, тянувшими лямку гарнизонной службы в небольшом городке в окрестностях австрийской столицы. Он излучал довольство собой и гордость, выходя из казначейства и чувствуя приятную тяжесть монет в объёмистой кожаной седельной сумке, небрежно перекинутой через плечо.

На вопрос чиновников, какими деньгами он хотел бы получить вознаграждение от короны, Мерон беззаботно, но с внутренней дрожью ответил:

- В золоте, конечно, во французских луидорах[141], если это возможно.

К его удивлению и радости, сверившись с записью в бумаге с императорской печатью и посовещавшись между собой, двое людей в канцелярских бело-зелёных мундирах вынесли небольшой мешок. Выложив на стол блестящие золотые кружочки, они дважды тщательно пересчитали их и подвинули вместе с ведомостью Мерону:

- Распишитесь.

Теперь золото хранится у настоятеля монастыря. А малая часть (на всякий случай) лежала в маленьком мешочке под матрасом в келье.

«Что сказал аббат, принимая деньги из рук неизвестного странника?» – Жильбер печально улыбнулся.

- На чёрный день, мой мальчик. Ваш или аббатства. Спаси нас Всевышний и разведи во времени с такими днями.

После аудиенции у короля Мерону казалось, что жизнь прекрасна. Карьера при дворе ему обеспечена. Он получил отпуск и с удовольствием посещал злачные места, угощая товарищей пивом и вином, женщинами и развлечениями.

Он ждал новых поручений и скучал, слушая хвастливые рассказы офицеров о подвигах в испанских походах.

Но потом всё изменилось. Казалось, что о нём просто забыли. Срок отпуска давно закончился, но ему продлили такую вольную жизнь ещё на месяц без просьб с его стороны и без объяснений.

«Кстати… - прервал воспоминания Жильбер, – пора бы выйти во двор и подышать свежим воздухом. Пусть глаза отдохнут. Да и руки нужно размять». Пальцы, уставшие держать перо, отекли и болели.

На монастырском подворье он кивнул привратнику, чинившему засов калитки, и вышел за ворота аббатства.

День клонился к вечеру. Неяркое в лёгкой туманной дымке солнце зацепилось за край уходящих к западу заснеженных вершин. Казалось, что оно ещё не решило, отправиться дальше на Запад, подарив долинам сон и покой, или ещё немного полюбоваться живописными холмами, суровыми скалами и вертикальными дымами печных труб маленьких, словно игрушечных крестьянских домов.

Их белые от инея бревенчатые кубики были разбросаны на лугах, схваченных первым слабым вечерним заморозком, и лукаво подмигивали небу светом небольших подслеповатых окон.

Солнце, подумав немного и решив, что пора двигаться дальше, холодным красным яблоком быстро скатилось за скальную гряду. Воздух стал осязаемо густым и в то же время прозрачным. Под елями залегли синие тени. Быстро стемнело.

Жильбер присел на камень у ворот. Все трудности, которые выпали на его долю в скитаниях, казалось, давно забыты им, но вот, поди ты… Сердце снова наполнилось горечью, а разум – туманом воспоминаний и гневом.