Копейщики

«Боже мой! Бедный, бедный Август[138]. Даже при феноменальной силе и бычьем здоровье перехитрить смерть ему не удалось. Это только Петра он мог так долго водить за нос. Русский император – новичок в европейской политике, но зачем этому царю знать тонкости дипломатии, когда одной лишь силой оружия он заставил считаться с собой шведов и принудил польского короля выполнить свои союзнические обязательства. Ещё бы немного - и шведский лев и русский медведь обгрызли бы польские земли с двух сторон, как кость. Хотя нашему Августу и Саксонии слишком много, где уж ему было удержаться на берегах Вислы! Пусть бы лучше сидел в Мейсене, занимался своим фарфоровым заводиком и плодил внебрачных детей».

Король сфокусировал свой взгляд на карте и стал водить пальцем по землям, утраченным в ходе последних военных кампаний.

«Ну почему Пётр смог разгромить непобедимого Карла, а мне не удаётся перехитрить французов и убедить их, что я не имею никакого отношения к притязаниям русского царя на польское наследство? Почему в Италии вслед за Тосканой я потерял Мантую, Папскую область и, наконец, Милан? Почему мои войска проигрывают испанцам одно сражение за другим и вот уже пала Гаэрта, за ней – Палермо, и у меня нет больше Сицилии? Почему Евгений Савойский[139] - победитель турок - сдаёт город за городом французам в Германии? Почему я вынужден мириться с тем, что Священная римская империя становится всё меньше, а её враги - всё сильнее? Зачем я тогда посылал этого мальчишку Мерона за копьём Фридриха?»

Император очнулся от раздумий, позвонил в колокольчик, дождался появления адъютанта и приказал ему принести из спальни шкатулку красного дерева. Выпроводив офицера, Карл достал висевший на шее под батистовой рубашкой маленький ключ на золотой цепочке. Открыв шкатулку, он вперил взгляд в лежащий на дне предмет. Это был ещё один железный наконечник копья.

«Неужели легенда о копье Лонгина – ложь? Неужели сила наконечника – красивая сказка для дураков и легковерных королей вроде меня? Сколько всего копий, и какое из них подлинное? Не мог же Фридрих спрятать в своей гробнице простой кусок железа, пригодный разве что для переплавки и изготовления крестьянской сохи! Тогда что представляет собой наконечник, хранящийся в Соборе Святого Петра?» - Король взял в руки наконечник и отодвинул в сторону шкатулку.

«Вот ещё одно копьё, найденное свитой короля Богемии[140] при странных обстоятельствах в горах Тироля. - Карл внимательно рассматривал золотые накладки тонкого лезвия. – Но и оно не очень-то помогло своим бывшим владельцам».

- Или Мерон меня обманул? – воскликнул вдруг Карл, побледнев. Он вернул наконечник на место, захлопнул крышку шкатулки и снова замер в раздумье. Его губы кривились в злой и мстительной усмешке.

«Скорее всего, Мерон – предатель. Кому он мог ещё пообещать настоящую реликвию, найденную тамплиерами в Святой земле? Петру Первому, Людовику XV или моим родственникам – жадным и ненасытным испанским Габсбургам? Если так - я уничтожу этого самоуверенного офицеришку, но… сначала нужно узнать, где он прячет настоящий наконечник. Передать копьё моим врагам у него просто не было времени. Разве что… - глаза короля округлились от внезапной догадки, - он сам решил обладать им. Власть, слава и богатство – вот достаточно веские причины, чтобы предать своего императора». - Карл вскочил и схватил колокольчик. Громкий беспорядочный и нервный звук звонка всколыхнул сонную тишину дворца.

Глава 3 В бегах

Два года он уже в бегах. Сначала Венгрия, потом Балканы, Турция, снова Балканы, северная часть Италии, Южный Тироль. И вот провидение привело его сюда, в маленький швейцарский кантон Обвальден. Небольшое бенедиктинское аббатство Энгельберг приютило беглеца. Монахи не спрашивали ни имени, ни звания, ни откуда он, ни куда идёт. Проводя почти всё своё время в монастырской библиотеке, брат Жиль (так Мерон просил монастырскую братию называть его) читал разрешённые настоятелем древние манускрипты, выписывал что-то в свои личные бумаги. Ещё он помогал в переплёте новых книг, обучался ровно разрезать и выравнивать листы кож, которые потом превращались в оклады книг. Когда начинала кружиться голова от запахов книжной пыли, красок, клея, он выходил во двор и вдыхал холодный воздух свободы. Он совершенно по-новому видел родину своих предков после долгих скитаний, после мерзкого чувства страха, если вдруг случайно в каком-нибудь кабачке или таверне ему приходилось слышать немецкую речь с венским акцентом.