Копейщики

Весна прессовала своими тёплыми ладошками подсыхающие проплешины и сырые тропинки, уходящие от монастыря в разные стороны. Кое-где в самых высоких местах на дорогах уже образовалась пыль, а первая трава на обочинах приобрела лёгкую желтизну и жаждала дождей. Ветки деревьев только-только стряхнули на землю кожуру почек и высыпали редкими мохнатыми зелёными беззащитными гребешками на коричневых, налитых живительным соком стволах. И только вечнозелёные ели охотно наслаждались всё ещё холодными порывами ветра со стороны недалёких гор.

Горячее солнце давно разорвало ленточку полудня и зависло чуть левее зенита, указывая время.

«Дон, дон!» Колокол аббатства подтвердил догадку монастырских водяных часов. Два часа.

Мерон нагнулся и понюхал пушистый комочек на кусте шиповника. Перволист пах свежестью и близким летом.

Отец Герард стоял на хозяйственном дворе монастыря рядом с келарем и монахом, приставленным к конюшне обители. Конюх, поднимая по очереди ноги крупному вороному коню, показывал пальцем на подковы. Горячась, он втолковывал что-то келарю. Тот не соглашался, стоял на своём и отрицательно мотал головой. Наконец настоятель мягко, но настойчиво оборвал их спор и отдал распоряжения келарю. Келарь молча поклонился и ушёл.

Мерон дождался, пока аббат повернулся в его сторону, подошёл и тихо поздоровался с монахами.

- Отец Герард, мне нужно поговорить с Вами.

Настоятель внимательно посмотрел на сильно похудевшее лицо Жильбера и, немного помедлив, кивнул головой.

Пройдя вдоль стен монастыря по дорожке, выложенной битым камнем к цветущему розовыми лепестками яблоневому саду, они присели на лавку под раскидистым, с обрезанными ветками, старым деревом.

- Что-то случилось или у тебя есть нужда во мне? - Настоятель положил свою сухую ладонь на плечо Мерону.

- Вы проницательны, отец Герард, - Жильбер поднял глаза и с благодарностью взглянул на аббата. - Не могу сказать, что произошло нечто необычное или мне чего-то не хватает, только... - Мерон замялся, не зная, как начать разговор, ради которого он просил о встрече.

Аббат, заметив нерешительность жаждущего совета, подбодрил его:

- Говори. Не смущайся поставить меня в неловкое положение. Я знаю, что в своих поисках ты достиг успеха и определённой степени просветления разума. Да вот вижу - душа у тебя не на месте. Что-то беспокоит тебя, что-то удерживает в этих стенах. Или вкус истины оказался неожиданно горьким? – монах обвёл глазами ограду монастыря.

Мерон, не говоря ни слова, достал обрывок бумаги и протянул настоятелю.

- «INFERNO», - прочитал вслух аббат и перекрестился. - Ты хочешь узнать, что это?

Мерон кивнул.

- Я не задам тебе больше ни одного вопроса, но… Ты нашёл нечто, пугающее меня.

Настоятель ещё раз сотворил перед грудью распятие.

- На самом деле - с этим словом всё просто. Сложнее то, что стоит за ним. - Отец Герард отдал кусочек бумаги Мерону и продолжал. - Это слово на языке англосаксов означает «Ад».

Мерон вздрогнул и побледнел.

- Ты по-прежнему не хочешь исповедаться?

Жильбер подумал немного.

- Наверное, пора это сделать, но я могу рассказать вам только о своих грехах. Чужие – забота Господа.

Аббат понимающе кивнул. В глазах его не было ни любопытства, ни равнодушия. Там горел огонь веры и желание помочь заблудшей душе.

***

После исповеди они долго сидели молча по разные стороны перегородки, разделяющей пространство исповедальни. Казалось бы, очищающее молчание должно снизойти на землю лёгким светлым облаком, свободным от груза грехов и тяжести раскаяния, от бремени дел и грязной шелухи мыслей.

Но всё было наоборот. Молчание сгущаясь, нависло у них над головой неразрешимыми сомнениями.

Наконец аббат вздохнул и приоткрыл решётчатое окошко в перегородке.

- Ты напомнил мне о заблуждениях Абелара[143], многократно осуждённого католической церковью за ересь. Но - да простит меня Господь! - он был прав, когда говорил, что Бог дал человеку силы для достижения благих целей, следовательно, он дал рабам своим ум, дабы удержать в разумных пределах игру воображения и направлять к истинной вере. Вера, как считал этот богослов, зиждется непоколебимо только на убеждении, достигнутом путём свободного мышления; а потому вера, приобретённая без содействия умственной силы и принятая без самодеятельной проверки, недостойна свободной личности. А ещё он утверждал, что единственными источниками истины являются диалектика и Священное писание. По его мнению, даже апостолы и отцы церкви могли заблуждаться, и что любая официальная догма церкви, не основанная на Библии, в принципе могла быть ложной.

Настоятель перевёл дух и продолжал: