Копейщики

«…Уважая к заслуги ордена, призываю Великого Магистра Жака де Моле, рыцарей, командиров прецепторий, сержантов, солдат, мужество и храбрость которых общеизвестна, не оказывать сопротивления представителям королевского суда во избежание применения необходимой и достаточной силы…»

Де Моле повернулся к сержанту, на чью долю выпала сегодня честь охранять Тампль, и, увидев его готовность не подчиниться указу короля, условным знаком - скрещёнными пальцами правой руки - дал понять, что отныне нужно следовать Инструкции.

Магистр ещё не верил, что можно вот так запросто арестовать рыцарей и шевалье ордена. Это не ростовщики-иудеи, которые всегда были изгоями во многих странах. Тех, предавших и оговоривших перед римлянами Иисуса, можно было гнать из Франции без суда и следствия. Можно также безнаказанно настроить чернь и устроить погромы в еврейских кварталах Парижа, Лиона, Шартра, Амьена. Можно было отнять товары, деньги, ценности ломбардцев в казну короля. Любой феодал, достаточно сильный, наглый, не боящийся представителей центральной власти, умел поправить свои финансовые дела за счёт ростовщиков. Так поступали крестоносцы в Палестине. Так же, сняв с одежд чёрные кресты, они поступали, вернувшись домой во Францию, Германию, Тироль и Англию.

Но, чтобы предъявить обвинения Ордену, имеющему сильное влияние не только на жизнь целых провинций и государств, но и обладающему достаточной экономической и военной мощью, нужны были публичные, открытые и справедливые слушанья в суде.

Жак де Моле не знал, что королём разосланы секретные приказы всем бальи и сенешалям провинций с предписанием проводить аресты в один и тот же час во всех известных королевским ревизорам командорствах, аббатствах, замках и крепостях на всей территории Франции, Фландрии, Италии. Он не знал, что французскому правосудию также даны недвусмысленные указания, как вести в судах дело тамплиеров.

Париж, ещё не подозревающий о драме, которая вот-вот разыграется на его глазах, как обычно проснулся с шестым ударом колоколов многочисленных церквей и аббатств. Пекари уже формовали подошедшее за ночь тесто. Зеленщики на рынках раскладывали на грубо сколоченных деревянных столах овощи: брюкву, репу, салат, морковь. Мясники начинали разделку туш, подвезённых в их лавки из окрестных деревень. Задымили трубы разожжённых печей и очагов. Из окон домов в сточные канавы выливались ночные горшки, распространяя привычный парижанам резкий запах мочевины.

Но вот дрогнул занавес лёгкого тумана на улицах Парижа. Ещё немного - и порывы свежего ветра раздвинули ширму утренних сумерек. Первый акт пьесы начался. Тамплиеров, разоруженных, без кольчужных рубашек и плащей, в одних нижних сорочках вели по сохранившим ночную прохладу улицам. Парижане, охочие до зрелищ и насмешек, получившие неожиданную возможность безнаказанно выпустить стрелы острот в адрес идущих под конвоем арестантов, воспользовались таким случаем.

Конвойные не скрывали, кого они ведут, зачем и почему. Разгорячённые незамысловатой ложью судейских и охраны, нищие, обыватели, ремесленники и лавочники очень быстро от насмешек перешли к действиям. В тамплиеров полетели камни, грязь, гнилые овощи, помои. Солдаты конвоя не препятствовали горожанам, а с кривыми ухмылками поощряли их к дальнейшим издёвкам. Де Моле с горечью признался самому себе, что, оказывается, простые люди не питают особой любви и уважения к храмовникам. На утренних улицах Парижа король нанёс главе Ордена первый, хорошо продуманный удар - удар по самолюбию и гордости.

«Что ж, гордыня - один из смертных грехов. Оставим её здесь, в сточных канавах на грязных улицах Парижа», – думал Магистр, отстраняясь от летевших в голову комков нечистот.

«По всей видимости, наш король - этот любитель охоты, пиров и чужих денег - выиграл первую схватку. Улица уже осудила меня и всех моих братьев во Христе заочно. Клевета, распространяемая по королевскому приказу, дала всходы», - размышлял де Моле, снимая время от времени с лица лепёшки грязи и чертя сухой старческой ладонью в воздухе крест. С нехорошим предчувствием в сердце, если не сказать - с тоской, он отпускал грехи оскорблявшим его мальчишкам.

К воротам, отделяющим Париж от предместий, основная часть пленников подошла плотно сбитой и жалкой группой. Храмовники выглядели грязными, они были покрытыми синяками и ссадинами, и от них дурно пахло. Жак де Моле пытался держаться с достоинством, но и он, и Гуго де Пейро – генеральный надсмотрщик ордена - чувствовали себя разбитыми, униженными и усталыми.

Проведя сто двадцать арестованных тамплиеров по улицам Парижа, их посадили в повозки, приготовленные специально по такому случаю за чертой города, и отвезли в замок Chinon (Шинон) на границе с провинцией Анжу.

***

Тяжело провернув ригель в замке, глухо звякнул ключ. Со скрипом давно не смазанных петель открылась дверь. В комнату, расположенную во внутренних строениях донжона, вошёл монах и двое солдат. Они подошли к узнику, сидевшему на полу.