Копи царя Соломона

Бывший король разразился диким хохотом, выступил вперед и остановился прямо против Куртиса лицом к лицу. С минуту они стояли неподвижно; заходящее солнце скользнуло прощальным лучом по их огромным фигурам и одело их огненным сиянием…

Но вот они сорвались с места и начали кружиться друг около друга, высоко подняв боевые топоры.

Вдруг сэр Генри рванулся вперед и нанес Твале такой ужасный удар, что тот покачнулся. Но при этом он сам чуть не потерял равновесие, чем его противник не замедлил воспользоваться. Своим тяжелым боевым топором он быстро описал полукруг над головой сэра Генри и опустил его со всего размаха… У меня в глазах потемнело; я уже думал, что все кончено. Но нет; быстрым движением левой руки сэр Генри подставил свой щит под вражеский топор, причем щит поплатился своей внешней оболочкой, и удар пришелся в левое плечо и был уже не настолько силен, чтобы причинить серьезное повреждение. Через минуту сэр Генри успел нанести второй удар, который Твала также принял на свой щит. Тут уж удары посыпались один за другим, и оба противника или от них уклонялись, или подставляли под них свои щиты. Мы все пришли в необычайное волнение; воины, присутствовавшие при поединке, совсем забыли про дисциплину и разражались то радостными криками, то жалобными воплями при каждом новом ударе. Как нарочно, и Гуд, которого я только что бережно уложил немного поодаль, вдруг очнулся от своего обморока, сел и сейчас же увидел, что тут происходит. Через минуту он уже был на ногах и, держась за мою руку, торопливо заковылял на одной ноге, не переставая тащить меня за собой и ободрительно кричать сэру Генри что только было у него сил:

– Так, так, дружище! Задай ему хорошенько! Ну-ка еще! А ну еще! Вот так! Наддавай! Наддавай! – и так дальше все в том же роде.

Тут сэр Генри, только что подставивший щит под новый удар, сам ударил врага изо всей силы. Этим ударом он не только разрубил щит противника, но пробил наконец и его непроницаемую броню, так что топор вонзился ему в самое плечо. Твала взвыл от боли и отвечал яростным ударом, который был так ужасен, что расшиб рукоятку боевого топора, который держал сэр Генри, и ранил его в лицо.

Вопль отчаяния вырвался у «Буйволов», когда широкий клинок выпал из рук нашего героя и упал на землю; а между тем Твала снова взмахнул своим топором и с криком бросился на него. Я закрыл глаза… Когда я их снова открыл, щит сэра Генри лежал на земле, а сам сэр Генри боролся с Твалой, обхватив его своими могучими руками. Они устремлялись то в ту, то в другую сторону, сжимали друг друга в страшных тисках, точно два разъяренных медведя, и боролись, напрягая все свои могучие силы, спасая драгоценную жизнь и еще того более – драгоценную честь.

С нечеловеческим усилием Твала опрокинул противника, но при этом они упали оба и катались по земле, не выпуская друг друга, причем Твала норовил ударить Куртиса топором по голове, а сэр Генри – прорезать ножом его стальную броню.

– Отнимите у него топор! – закричал Гуд вне себя, и, кажется, наш боец его услышал…

Как бы то ни было, он уронил свой нож и схватил топор, который был привязан к руке Твалы крепким ремнем из буйволовой кожи. Все продолжая кататься по земле, они вступили в ожесточенную борьбу из-за обладания топором. Вдруг ремень лопнул, сэр Генри сделал отчаянное усилие и освободился из рук противника, причем оружие осталось у него в руках. Через минуту он уже был на ногах, и видно было, как алая кровь струится из раны по его лицу. Твала также вскочил, вытащил из-за пояса тяжелый нож и, бросившись прямо на Куртиса, ударил его в грудь. Удар был сильный и меткий, но, видно, тот, кто делал броню, хорошо знал свое дело: она опять устояла. Снова ударил Твала, с громким, диким криком, – и снова отскочил тяжелый нож, сэр Генри только покачнулся от полученного толчка. Но Твала не унимался и еще раз бросился на противника. Наш богатырь собрался с силами, взмахнул топором над головой и ударил врага со всего размаха. Из тысячи уст вырвался крик изумления: голова Твалы вдруг точно подпрыгнула у него на плечах, упала и покатилась по земле прямо к ногам Игноси. На секунду тело сохранило свое вертикальное положение, кровь забила фонтаном из перерезанных артерий; потом оно глухо шлепнулось на землю, причем золотой обруч соскользнул с шеи и покатился в сторону. И тут же упал сэр Генри, истощенный потерей крови и обессиленный страшной борьбой. Его сейчас же подняли и поскорее смочили холодной водой его окровавленное лицо. Через некоторое время его серые очи широко раскрылись: он был жив.

Тогда я приблизился к тому месту, где лежала в прахе страшная голова Твалы, и в ту самую минуту, как заходило солнце, снял алмаз с мертвого чела и подал его Игноси.

– Возьми это, король Кукуанский, – сказал я.

Игноси надел диадему и, наступив ногой на широкую грудь своего обезглавленного врага, вдруг запел победную песнь, такую прекрасную и дикую, что я не в состоянии дать вам о ней даже приблизительное понятие.