Копи царя Соломона

– Слышу, Инфадус; ты всегда любил страшные слова; я помню, как ты еще ребенком грозил своей собственной матери. Это было недавно. Не бойся, не бойся, ведь я только для того и живу, чтобы исполнять королевскую волю. Я видела немало королей на своем веку, Инфадус, и долго исполняла их желания, так долго, что наконец и они все стали делать по-моему. Ха-ха-ха! Вот я пойду и взгляну на них еще раз, да, уж кстати, и на Твалу! Пойдемте, пойдемте, вот и лампа готова! – И она вытащила из-под своей меховой одежды большую тыкву, наполненную маслом и снабженную светильней.

– Идешь ты с нами, Фулата? – спросил Гуд на своем невозможном кукуанском языке, которому он учился последнее время у этой молодой особы.

– Я боюсь, господин мой, – отвечала она робко.

– Ну так давай мне корзину.

– Нет, господин мой, куда ты ни пойдешь, я всюду пойду за тобой!

Без дальних разговоров Гагула углубилась в открывшийся перед нами туннель, настолько широкий, что два человека могли свободно идти в нем рядом, но совершенно темный. Старуха кричала нам, чтобы мы не отставали, и мы шли на ее голос не без некоторого страха и трепета, которые ничуть не уменьшились, когда мы внезапно услышали шелест невидимых крыльев.

– Это что такое? – вдруг вскрикнул Гуд. – Что-то задело меня по лицу!

– Летучие мыши, – сказал я. – Ничего! Идите дальше.

Пройдя таким образом шагов пятьдесят, мы заметили, что в туннеле стало как будто светлее. Через минуту мы очутились в самом чудесном месте, которое когда-либо представлялось глазам человека на земле.

Представьте себе большой храм, который поднимается вверх футов на сто. Тогда вы получите некоторое понятие о размерах того огромного грота, в котором мы теперь стояли, с той разницей, что этот храм, воздвигнутый природой, был и выше, и просторнее всякого человеческого сооружения. Но его поразительные размеры были настоящими пустяками в сравнении с другими его чудесами. Во всю его длину высились ряды гигантских колонн, сделанных точно изо льда; на самом деле то были огромные сталактиты. Просто и описать невозможно, как поразительно прекрасны и величественны были эти полупрозрачные колонны! Некоторые из них были не меньше двадцати футов в поперечнике у своего основания, и, несмотря на такую толщину, они казались стройными и легкими, так высоко они вздымались, упираясь в отдаленные своды грота. Другие находились еще в периоде образования: эти еще незаконченные сталактиты стояли на каменном полу, точно полуразрушенные колонны какого-нибудь древнегреческого храма, а над ними в страшной вышине смутно виднелись гигантские ледяные сосульки. Процесс образования сталактитов[10] совершался перед нами воочию: мы слышали, как звенели водяные капли, падая сверху на неоконченные колонны. На некоторые из этих колонн падало по одной капле в течение двух-трех минут. Вот где интересно было бы вычислить, сколько времени требуется на образование одной колонны ну, скажем, футов около восьмидесяти вышиной и десяти в диаметре. Что этот процесс совершался с неимоверной медленностью, доказывает следующее обстоятельство. На одной из колонн мы заметили грубый рисунок, представлявший собой мумию, у изголовья которой сидело нечто вроде египетского божества; без всякого сомнения, его сделал какой-нибудь житель древнего мира, работавший в копях. Это произведение искусства находилось на той высоте, на которой обыкновенно изощряются всякие шалопаи, – будь они финикияне или британцы – все равно, – желающие увековечить свое имя в ущерб великим произведениям природы, то есть футов на пять от земли; а между тем в то время как мы видели эту колонну (что было, вероятно, через три тысячи лет после того, как был сделан рисунок), она была только восьми футов вышиной, и образование ее все еще продолжалось. По этому расчету выходит, что нужно целую тысячу лет на образование одного фута и сто лет на образование вершка с небольшим такой колонны.

Иногда эти сталактиты принимали очень причудливые формы – вероятно, в тех случаях, когда вода капала не в одно и то же место. Так, например, одна огромная сталактитовая масса напоминала своей формой красивую кафедру, покрытую тонким, точно кружево, выпуклым рисунком. Другие были похожи на каких-то странных животных, а стены грота были расписаны белыми узорами вроде тех, какие оставляет мороз на оконных стеклах.

К главному гроту примыкали со всех сторон другие гроты поменьше, точь-в-точь маленькие часовни и приделы, пристроенные к огромному собору, как заметил сэр Генри. Некоторые были довольно велики, другие – совсем маленькие; на этих последних можно было наглядно убедиться, как неизменны и непреложны законы природы, управляющие всеми ее произведениями, какого бы они ни были размера. Тут был, например, крохотный гротик величиной с игрушечный дом, который мог бы прекрасно служить моделью всех остальных: и там капала вода, и там крохотные сосульки свешивались с потолка и стояли белые колонны, точно в большом гроте.