Вскоре серая лошадь с белоснежной гривой пробежала мимо меня без всадника, и я узнал в ней лошадь капитана Гуда. Ни секунды не колеблясь, я бросился прямо на горцев, взяв с собой половину своего отряда. Завидев наше приближение, они повернулись и устроили нам «теплую» встречу. Напрасно мы рубили направо и налево, число горцев, казалось, все возрастало. Моя лошадь была убита подо мной, но, к счастью, у меня была другая, моя любимая черная кобыла, подаренная мне Нилептой. Я продолжал отбиваться, хотя давно потерял из вида своих людей. Моего голоса не было слышно в общем шуме яростных криков и воплей. Я очутился среди людей капитана Гуда, которые окружили его плотным кольцом и отчаянно дрались, споткнулся о кого-то и заметил монокль, блеснувший в глазу Гуда. Он упал на колени, а над ним занес меч огромный туземец. Но я опередил врага, ударив его мечом, и он, падая, нанес мне страшный удар в левый бок и грудь. Хотя кольчуга спасла мне жизнь, но все же я был сильно ранен. Я упал навзничь среди убитых и умирающих людей и потерял сознание. Очнувшись, я увидел, что войско Насты, или, вернее, его остатки, отступило за ручей, а Гуд стоял возле меня и улыбался.
— Отступили! — воскликнул он. — Все хорошо, что хорошо кончается!
Я порадовался вместе с другом, невзирая на то что чувствовал себя прескверно из-за серьезной раны. На нашем правом и левом фланге появились небольшие отряды кавалерии, это были пришедшие на помощь три тысячи человек из резерва. Стрелой полетели они на беспорядочные ряды неприятельской армии, и этот натиск решил окончательный исход сражения. Враг быстро отступил за ручей, где выстроился в новом порядке. Я получил приказание от сэра Генри двинуться вперед. С угрожающим ревом, размахивая знаменами и блестя копьями, остатки нашей армии выступили вперед, медленно, но неудержимо, оставив позиции, на которых победоносно держались целый день.
Теперь была наша очередь нападать. Мы пробирались через массы убитых и умирающих и уже подошли к ручью, когда вдруг перед нами предстало необыкновенное зрелище. К нам во весь опор несся человек в генеральской форме Цу-венди, уцепившись руками за шею лошади и прижавшись к ней. Когда он подъехал ближе, я узнал в нем Альфонса. Ошибиться было трудно: больше никто в этой стране не мог похвастаться такими роскошными усами. Через минуту он был сброшен и очутился на земле, счастливо избежав ударов, пока кто-то из наших не схватил его лошадь под уздцы и не привел его ко мне.
— Это вы, Квотермейн, — произнес Альфонс голосом, прерывающимся от страха, — слава Богу, это вы! Ах, что я вынес! Победа за вами, за вами! Они бегут, подлые трусы! Но выслушайте меня, пока я не забыл. Нилепту хотят убить завтра на рассвете, во дворце Милозиса! Королевская стража покинет свой пост, и жрецы убьют ее! Они не знают, что я подслушал их разговор, спрятавшись под знаменем!
— Что? — выдавил я, пораженный ужасом.
— Дьявол Наста и верховный жрец сговорились убить ее. Стража оставит открытыми маленькие ворота, ведущие на лестницу, и уйдет. Тогда Наста и жрецы войдут во дворец и убьют королеву!
— Пойдемте со мной! — велел я, приказав офицеру принять на себя командование отрядом, и галопом поскакал с Альфонсом, туда, где рассчитывал найти сэра Куртиса. Наши лошади топтали тела убитых, шлепали по лужам крови, пока мы увидели сэра Генри верхом на белом коне, окруженного генералами.
Как только мы приблизились к нему, войска двинулись. Голова сэра Куртиса была обвязана, но взор его был ясен, как всегда. Около него находился Умслопогас с окровавленным топором в руках, свежий и довольный.
— Что случилось, Квотермейн? — крикнул он.
— Скверная весть! Открыт заговор убить королеву завтра на заре! Альфонс здесь, он убежал от Зорайи и подслушал разговор Насты со жрецами!
Я повторил ему слова Альфонса. Сэр Куртис побледнел как смерть, и челюсть его затряслась.
— На рассвете! — пробормотал он. — Сейчас уже закат солнца. Светает раньше четырех часов, а мы ушли за сотню миль от Милозиса. Что делать?
Меня осенила внезапная мысль.
— Ваша лошадь не устала?
— Нет, я недавно сел на нее, когда первую лошадь убили подо мной.
— Моя тоже. Сойдите с лошади, пусть Умслопогас сядет на нее. Он отлично ездит верхом. Мы должны быть в Милозисе до рассвета, а если не будем… Нет, вам нельзя бросать сражения: если увидят, что вы уехали, это решит судьбу битвы! Победа еще не за нами. Останьтесь здесь.
Он сейчас же слез с коня, и Умслопогас вскочил в седло.
— Прощайте! — крикнул я. — Пошлите тысячу всадников вслед за нами через час, если будет возможно. И отправьте одного генерала на левый фланг, чтобы принять командование и объяснить людям мое отсутствие.
— Вы сделаете все, что возможно, чтобы спасти ее, Квотермейн? — спросил он еле слышно.
— Да, будьте уверены в этом. Поезжайте с Богом!
Он бросил последний взгляд на нас и, сопровождаемый штабом, галопом поскакал вперед, к войску.