Копи Царя Соломона. Сценарий романа

Оно вновь палит, мы с трудом различаем пейзаж под ним – сначала лишь краешком (камера поворачивается то так, то этак, имитируя жесты человека, который пытается рассмотреть что-то под палящим солнцем) потом все полнее. Наконец, над камерой появляется козырек – это человек приставил руку к глазам, – и мы видим пейзаж. Он выглядит совсем не так, как молдавский. Это унылая местность под чересчур ярким солнцем, похоже на степь, только намного малахольнее и безжизненнее, слышен далекий крик муэдзина. Мы видим пустую землю, на ней кое-какие постройки, ишака, который медленно бредет по дороге, рядом с животным – бородатый человек с не менее страдальческим выражением глаз. В глазах мужчины – вся мировая скорбь. А так как это – совершенно очевидно, – не еврейский адвокат и не русский философ, то перед нами другая разновидность этого сорта жуликов – житель палестинских территорий. Бородач идет, думая о чем-то, похлопывает по холке осла.

Отъезд камеры, снова общий план равнины.

Показан, наконец, горизонт, мы видим купола мечетей и церквей, кресты, полумесяцы, в общем, перед нами Израиль на границе с Палестиной. Камера поднимается в небо птицей, потом резко пикирует вниз, мы видим тень на земле гигантскую, испуганное лицо бородача, который оборачивается, падает на землю рядом с ослом, вновь небо – мы взмываем ввысь.

Кабина военного самолета Израиля. Хохочущие лица.

Громкий крик одного из пилотов (на русском) :

– Саечка мля за испуг!!!

Бородач лежит несколько минут, повалив под себя осла, сверху выглядит как большой распятый Иисус, если бы тот, почему-то, слез с креста, чтобы полежать на осле. Встает, опасливо крутит головой. Поднимает осла за уздечку Мы слышим его бормотание (титры на русском, говорит, конечно, на арабском) :

– Аллах, о, Аллах…

– Мирного жителя… – бормочет он.

Мы видим, как лицо мужчины искажается ненавистью. Мы видим, что среди тюков сидит пацан, которому от силы года два. Мальчишка безмятежно возится с какой-то игрушкой, он так ни хера и не понял.

Крупным планом игрушка. Это Микки-Маус (играет дебильная песенка «Микки-Маус» в исполнении группы «Винтаж», солистке которой я бы вдул, и не скрываю этого – В. Л.) (да, это тебе за ту блондинку – В. Л.).

Снова равнина сверху. На небольшом холме, откуда мы рассматривали местность, расположена небольшая деревушка. Чистые улочки, аккуратные домики, газоны, деревца, домики словно с картинки… По контрасту с деревушкой в паре километров – короткий общий план ее – мы понимаем, что это нелегальное еврейское поселение. Нелегальное оно потому, что Стена – за ней, а в самой деревушке для арабского поселения слишком чисто и аккуратно. Деревушка обнесена столбами с колючей проволокой, у одного столба стоит паренек в военной форме. Он симпатичный, молодо выглядит. Глядит на пейзаж задумчиво, на мгновение – крупный план его глаз, тоже навыкате и бездонно-черных, как у араба и у осла, – и мы понимаем, что многие противоречия на Ближнем Востоке надуманы.

До тех пор мы видели лицо парня и его торс. Камера отъезжает, мы видим, что солдат отливал. На песке под его ногами выведены – оборвавшись – какие-то знаки на иврите. Солдат, ухмыльнувшись, застегивается. Потягивается.

Неспешно возвращается в маленькую будочку у въезда в деревню.

До тех пор он двигается как типичный левантиец или турок, который уже получил свои чаевые. То есть, очень плавно, медленно, словно глубоко беременная женщина. В диссонанс этому, войдя в домик, он стремительно бросается к пульту у стула, и коротким ударом прижимает красную кнопку к панели.

– И-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и, – верещит сирена.

Пустой – абсолютно пустой, как в фильмах Альмодовара (который, как все испанцы, мечтает вдуть мамочке, неискренне прикрывая при этом ее лицо фотографией Мадонны – В. Л.про испанские деревушки в пору сиесты, – городок внезапно оживает. На улицы выскакивают люди. Они настолько жалкие и нелепые, что мы понимаем – это настоящие люди. При этом с настоящестью не стоит перебарщивать (в противном случае это будет какая-то румынская драматургия – В. Л.).Всего в меру. Старуха с матрацем в руках, рядом с ней пожилой мужчина в пижаме, дети – пятеро – которые выстроились в ряд за мамой в очках, та отдает какие-то распоряжения, несколько мужчин скорее старшего, чем среднего, возраста, группка хихикающих, флиртующих детей лет 14—15, совсем маленький пацан лет трех, который очень серьезно глядит в небо… Все вместе они очень похожи на обитателей какого-нибудь еврейского гетто Польши, которых в 1939 году, примерно с ноября, стали вывозить Куда-то.

Сходство усиливается, когда голос в громкоговорителе объявляет:

– Евреи, не толпимся, – говорит голос.

– Не создаем давки, евреи, – говорит голос.