Копи царя Соломона. Священный цветок

Меня удивляло, почему горилла, миновав нас, излила свой гнев именно на Джерри, шедшем позади всех. Это могло быть потому, что в предшествующую ночь последний сидел около Калуби, что заставило обезьяну отождествить ее с человеком, которого она ненавидела. Мы осмотрели мертвого бога. Поистине это было ужасное существо! Каковы в точности были его размеры и вес – мы не имели возможности установить, но я никогда не слышал о таких огромных обезьянах. Понадобились объединенные усилия всех нас, пяти человек, чтобы поднять ее труп с потерявшего сознание Ханса и даже для того, чтобы переворачивать его с боку на бок, когда мы некоторое время спустя снимали с нее шкуру. Несомненно, она была очень старой. Ее длинные желтые клыки были наполовину стерты, глаза глубоко провалились, а шерсть на голове, которая, как я слышал, обыкновенно бывает бурого или коричневого цвета, была совершенно белая; даже та, которая покрывала грудь (обыкновенно – черная), имела сероватый оттенок. Можно было легко поверить, что это существо прожило сотни две лет, как объявил Мотомбо. Стивен высказал мысль, что с гориллы следует содрать шкуру, и хотя у меня было мало надежды на то, что нам удастся унести отсюда столь большую редкость, тем не менее я согласился на это и оказал свое содействие в выполнении этой операции. Брат Джон ворчал, что мы напрасно теряем время, но я считал, что всем нам надо отдохнуть после пережитых волнений и схватки с огромным чудовищем. Мы принялись за работу и, потрудившись более часа, сняли с него шкуру, которая была такой толстой, что наши медные копья оставили на ней незначительные следы.

Пуля, которую я послал зверю в предыдущую ночь, попала ему в верхнюю часть левой руки, лишив его возможности действовать этим членом. Это обстоятельство было для нас очень счастливым, так как если бы животное располагало обеими руками, нас погибло бы значительно больше.

Когда шкура была снята, мы развесили ее на полянке сырой стороной вверх, чтобы высушить ее на солнце. Потом, похоронив бедного Джерри в пустом дупле лежавшего на земле огромного дерева, мы подкрепили силы оставшейся у нас пищей.

После этого мы снова двинулись вперед – на этот раз в значительно лучшем настроении. Правда, Джерри был мертв, но зато был мертв и бог. Больше никогда не будут Калуби Земли Понго трепетать за свою жизнь перед тем ужасным божеством, которое рано или поздно становилось их палачом!

Чего бы я не отдал за то, чтобы узнать историю этого зверя! Могло ли быть, как утверждал Мотомбо, что он пришел вместе с народом понго из прежнего местожительства понго в Западной или Центральной Африке? Или, быть может, он был доставлен сюда пленником?

Я не могу ответить на эти вопросы, но следует заметить, что никто из мазиту и других туземцев не слышал о существовании горилл в этой части Африки. Это все, что я могу сказать об этом звере, хотя у понго, конечно, была своя собственная история. Согласно ей, это был злой дух в образе обезьяны, некогда живший в теле одного из первых Калуби, убитого этой обезьяной. По этой причине она убивала всех Калуби, чтобы «освежить себя человеческим духом» и тем самым избегнуть разрушительного действия времени. Но если даже этот бог обладал какими-либо сверхъестественными качествами, то все же они не смогли защитить его от моей пули.

Пройдя небольшое расстояние, мы вдруг вышли на открытое место, которое, как мы сразу догадались, было «Садом бога», где несчастные Калуби должны были два раза в год засевать «священное семя». Это был большой сад площадью в несколько акров, расположенный на плоской горной террасе и орошаемый ручьем. В нем росли маис и другие злаки, окруженные поясом густых смоковниц. Этот сад доставлял пищу богу-обезьяне, которая, судя по многим признакам, приходила сюда, когда была голодна. Содержался он довольно хорошо; сорные травы в нем почти отсутствовали. Уход за ним лежал, как говорил Калуби, на обязанности служанок Матери Цветка, которые были либо альбиносками[120], либо немыми.

Мы пересекли этот сад и снова стали подниматься на гору по удобной, хорошо утоптанной тропинке. Теперь нам было ясно, что мы приближаемся к краю кратера. Наше возбуждение было столь велико, что мы не могли говорить, а брат Джон, несмотря на свою больную ногу, шел так быстро, что мы не поспевали за ним. Он первым достиг края кратера; Стивен не отставал от него.