– Родителям и знакомым я скажу, мол, ездила отдыхать. А телефоны отключила, чтобы меня не дергали по пустякам. И вообще, я не обязана отчитываться в своих поступках. Никому! Даже мужу. Допустим, я хотела проучить его... напугать, в конце концов... У меня скверный характер. Я капризная, избалованная женщина с дурацкими причудами!
«Может, так и было? – подумал Лавров. – Если бы не трупы, я бы поверил».
Она приняла его молчание за неодобрение.
– Скажете, Колбин обо мне другого мнения? А вы сами?
– Значит, мы не будем заявлять в милицию? – спросил он, не пускаясь в оправдания.
Совсем недавно она казалась ему существом вздорным и непредсказуемым, рядом с которым всегда будешь чувствовать себя как на вулкане. Последние сутки сблизили их, связали общей тайной, обоюдным умалчиванием. По сути, Глория сделала его своим сообщником. Он не понимал, какая роль ему уготована, но уже участвовал в ее авантюре...
– Нет. Какой в этом смысл? Исполнители убиты, искать заказчика никто не станет. Затея провальная!
Лавров признал ее правоту. Если преступники собирались шантажировать Зебровича, то последний теперь «вне зоны доступа». Иными словами, до него не добраться и денег не достать. Разве что через вдову. Однако вряд ли заказчик похищения осмелится повторить попытку. Во всяком случае не сейчас...
Начальник охраны подозревал, что боссу помогли разбиться, но, увы, никаких доказательств подобной версии не было. Призрачный мотоциклист, выехавший наперерез «мерсу» Зебровича, как будто испарился. Единственный свидетель отказывался давать показания, не будучи в них до конца уверен. «Может, мне и привиделось, – пожимал он плечами. – Я ничего не гарантирую! Никто ведь больше мои слова не подтверждает?»
Лавров не нашел возражений и оставил парня в покое. Гибель Зебровича признали несчастным случаем. Пьяный за рулем и не такое мог натворить. Хорошо, что других людей не угробил.
Колбин вдруг тоже перестал настаивать на продолжении расследования и с головой погрузился в дела. Тело компаньона лежало в холодильнике морга, пока его вдова приходила в себя, чтобы быть в состоянии присутствовать на печальной церемонии. Глория, казалось, борется с депрессией. Она вернулась в свою квартиру на Шаболовке. Сиреневые шторы, ореховая мебель, школьный глобус на письменном столе наводили на нее уныние. Все здесь напоминало ей о Толике... о том, что прошло и чему уже не быть...
Лавров настоял, чтобы в квартире дежурил охранник. Глория не протестовала. Ей было страшно засыпать и просыпаться в пустых комнатах, хранящих эхо голоса покойного мужа и его тень. Вот-вот он выйдет из ванной... или откроет дверцу бара, достанет свое любимое виски, плеснет в бокал и развалится в кресле у телевизора...
Колбин сутками не появлялся в офисе – мотался по области, улаживал проблемы с партнерами. Глорию он игнорировал. Он не верил... или делал вид, что не верит в ее похищение, тем паче в чудесное спасение. Он старательно избегал встреч с ней, переложив все заботы о вдове на плечи начальника охраны.
– Ты у нас спец, тебе и карты в руки! – заявил он Лаврову. – Давай, Рома, охраняй вдову лучше, чем ты охранял ее мужа. Она сама будет управлять компанией вместо Зебровича или как?
– Глория Артуровна пока об этом не думает...
– Ах, ну да! У нее горе!
Лавров невольно выступал и телохранителем, и «адвокатом» вдовы. В словах Колбина он усматривал сарказм и скрытую угрозу. По нескольку раз на день он звонил Глории и получал один и тот же ответ: «Я в порядке...»
На самом деле порядок с момента ее исчезновения сменился хаосом. И все старались восстановить хоть какую-нибудь стабильность. Как ни цинично это звучит, похороны Зебровича оказались той самой палочкой-выручалочкой, за которую ухватился Колбин, чтобы обрести почву под ногами. Он ездил, отдавал распоряжения, договаривался о месте на престижном кладбище, заказывал ресторан для пышных поминок...
Глория оставалась безучастной к гибели мужа. Она отказалась смотреть на тело, не высказывала никаких личных пожеланий, полностью положившись на Колбина, и все происходящее воспринимала как театр абсурда, мрачный и лишенный здравого смысла. Неизбежную процедуру захоронения придется пережить, и она готовилась к этому испытанию. Картина предыдущих похорон, когда она бросала комья земли на гроб Пашки Нефедова, все чаще вставала перед глазами...
Между смертью Павла и Толика существовала некая связь, которую Глория пыталась нащупать. Она не говорила об этом Лаврову, потому что боялась своих мыслей – чего доброго, он примет ее за чокнутую. После сильного стресса такое случается. По крайней мере, на первых порах человек может вести себя неадекватно. Психика – штука тонкая, и запас ее прочности у всех разный.