Хорошо, что он прихватил с собой фляжку с виски, иначе бы… Дэвид чувствовал, как холод подбирается к самому его сердцу. Он не просто замерз и весь дрожал, он, в некотором смысле, перестал быть самим собой. Он шел и шел, автоматически переставляя негнущиеся ноги, засунув в карманы руки в промокших рукавицах — шел туда, где ему, возможно, дадут сухую одежду и стакан горячего чая. А если Лилиан нет дома? Возвращаться в общежитие? Влезть в мокром, обледенелом пальто в переполненный троллейбус? На это ушло бы не меньше часа, а денег на такси у Дэвида при себе не было. И он шел и шел, и летящие навстречу снежинки облепляли его пальто и шапку-ушанку, делая его похожим на шатающееся средь бела дня привидение.
Наконец он подошел к ее дому, поднялся на третий этаж…
Лилиан была одна. За окном медленно танцевали в морозном воздухе крупные снежинки и падали, сверкая, на подоконники, на крыши, на деревья. Казалось, на мир снизошло какое-то чудо. И Лилиан хотелось просто сидеть без движения и слушать, как медленными шагами приходит в мир тишина, смотреть, как неспеша падает снег, и думать о чем-то далеком и прекрасном.
Поставив на рояль две свечи, Лилиан села в кресло, взяв на колени кошку. Она смотрела на быстро синеющее окно, на тени, пляшущие на стенах, в полумраке, и вместе с угасающим днем уходило из ее души все ненужное, шумливое, обыденное — и взамен приходило ощущение таинства. Музыка, одиночество, поэзия, далекая, уже не реальная для нее красота Дэвида Бэста — все это вдруг вспыхнуло ярким светом и разлилось ровным, спокойным звучанием. Мир был полон гармонии, мир был так прекрасен, что хотелось стать на колени и молиться…
Кто-то позвонил, сиамская кошка бросилась в прихожую, но Лилиан все еще сидела, будучи не в силах расстаться со своей тишиной. Наконец, неохотно поднявшись, она пошла открывать.
Возле двери, стряхивая с себя снег, стоял Дэвид Бэст. На его побелевшем от холода лице застыла жалкая, просительная улыбка.
— Ты? — изумилась Лилиан, вмиг лишившись дара речи. — Но…
Переступив через порог, Дэвид с трудом, заплетающимся языком произнес:
— Я шел к тебе по льду… Но потом мы все вместе провалились… чуть не утонули…
Лилиан не в силах была понять, о чем он говорит, так велико было ее волнение. Дэвид пришел к ней! По льду! Значит, он не обманул ее в тот фантастический осенний вечер! Дэвид… Только теперь она заметила, что вся его одежда обледенела и что сам он дрожит. Он стоял, бессильно прислонившись к стене, его промокшие, обледеневшие варежки упали на пол, и кошка, обнюхивая их, терлась щекой о пушистую полоску меха.
Лилиан принялась лихорадочно расстегивать пуговицы на его пальто, и это удавалось ей с большим трудом. Дэвид молча принимал ее помощь, с каким-то новым, не знакомым ей выражением признательности заглядывая ей в глаза. Оставшись в одних плавках, он послушно последовал за Лилиан в ванную, залез в горячую воду, растянулся, насколько это было возможно при его росте, расслабился. Согревшись, он позвал Лилиан и, высунувшись из воды по плечи, спросил:
— Можно мне подождать, пока высохнет одежда?
Повесив на крючок банное полотенце и свой махровый халат, Лилиан улыбнулась:
— Твоя одежда не высохнет до утра, — сказала она. — Тебе придется ночевать здесь!
Анна Андреевна вернулась, как обычно, около восьми. Мокрое мужское пальто в прихожей, огромные солдатские ботинки, развешенная на батарее одежда: джинсы, свитер, майка, носки…
Мужчина? В ее отсутствие? У ее дочери?..
Ворвавшись в гостиную и никого там не обнаружив, Анна Андреевна метнулась в комнату Лилиан, но и там было пусто. «Неужели… — холодея от ужасной догадки, подумала Анна Андреевна, — …она осмелилась… привести его… в мою спальню?»
И тут навстречу ей из кухни вышел очень высокий, светловолосый парень, одетый в махровый, розовый халат Лилиан, едва достающий ему до колен.
Анна Андреевна онемела. Где и когда ее дочь успела подцепить такого… Она просто не находила слов. И почему он раздет? В ее доме! В доме заслуженной учительницы! Ее дочь позволяет мужчинам раздеваться прямо в прихожей!
Оглядев Дэвида с головы до ног суровым учительским взглядом, Анна Андреевна шагнула мимо него на кухню, где Лилиан уже убирала со стола.
— Я вижу, вы тут неплохо проводите время, — осуждающе-строго взглянув на дочь, сказала Анна Андреевна, — кто этот парень?
Дэвид тоже вошел на кухню и, с любопытством глядя на совершенно не похожую на Лилиан женщину, сказал:
— Меня зовут Дэвид Бэст, я из Шотландии…
Праведная учительская душа Анны Андреевны взвыла от негодования и возмущения. Ее дочь, ее родная дочь путается с иностранцами! Приводит их домой!
Бурное учительское воображение Анны Андреевны перехлестывало через край, рисуя ей толпы англичан, французов, скандинавов, немцев и прочих, прочих, прочих… бесстыдно ломящихся в комнату ее единственной дочери, готовой принять их всех сразу, без разбора! Вне всякого сомнения, это буржуазная закваска Лембита бродила в Лилиан! Его бесстыдство! Его беспринципность!