Копия

Доктор Саперштайн снял очки и потер глаза.

– Что рассказывал тебе о Хэвене отец?

– Ничего, – ответила девушка. Саперштайн, похоже, сильно удивился. – Но я знаю, что вы используете реплики, чтобы выращивать прионы.

– Чтобы изучать прионы, – поправил он. – Ты говоришь так, будто мы используем их вместо чаши Петри.

– А разве это не так? – Давление в ее груди было таким сильным, словно она уперлась в кирпичную стену. – Все это по заказу военных, не так ли? Чтобы создавать оружие?

Он поднял брови.

– Не буду спрашивать, как ты это узнала.

Ей удалось его впечатлить своей осведомленностью, и почему-то ее это обрадовало. Но она тут же себя возненавидела за это. С чего бы ей так хотелось его впечатлить?

– Выходит, ты кое-что знаешь о Хэвене. Но есть многое, чего ты не понимаешь. Армия США действительно предоставила нам один из самых крупных контрактов. Но не единственный. Знаешь ли ты, что слово «прион» вообще не употреблялось, пока я не пошел в колледж? К моменту, когда я возглавил институт, прошло около тридцати лет, но мы по-прежнему почти ничего не знали о том, как работают прионы, как они развиваются, как быстро это происходит. – Верхний свет придавал его коже землисто-серый оттенок. – А еще ты не знаешь, что прионные болезни имеют схожие черты с распространенными поражениями мозга. Например, с болезнью Альцгеймера. Это болезни, которые мы не можем вылечить или хотя бы облегчить состояние больного.

– Мне не нужна лекция, – оборвала его Джемма. – Я спрашиваю, что теперь будет с репликами?

– Существуют протоколы, – мягко сказал он. – Уверен, ты понимаешь. Хэвен работает с… Работал со смертельно опасными биоматериалами. Они могут представлять серьезную угрозу для здоровья людей.

Смертельно опасные биоматериалы. Они же реплики. Она знала эту технику. Каждый раз, когда отец хотел скрыть истинный смысл своих слов, он использовал военный сленг и аббревиатуры, чтобы она ничего не поняла. Но смысл слов Саперштайна был абсолютно ясен. И никакие умные термины не могли закамуфлировать их невероятную жестокость.

– Вы собираетесь их убить, – вслух эта фраза звучала еще страшнее. В комнате сразу стало как-то туманно. Или это затуманилась ее голова? Джемма никак не могла сфокусироваться на его лице. – А со мной что будет? Меня вы тоже убьете?

– Убью тебя? – Он искренне рассмеялся. – Насколько я помню, в нашей стране это все еще незаконно. Я собираюсь сделать несколько звонков, утрясти пару вопросов и отправить тебя домой, к отцу. А дальше остается только надеяться, что он не убьет меня.

Не похоже было, что он врет.

– А как насчет Пита? – Показалось (она не была уверена), что на мгновение он застыл, и ее захлестнула волна острой паники. – Если вы его не отпустите, я всем все расскажу. Мой отец выследит вас и убьет…

– Джемма, пожалуйста… Само собой, Пит тоже поедет домой, – если до этого он и сомневался, то теперь говорил вполне уверенно. – Я знаю, ты считаешь меня монстром, но это не так. Я чудак из Мэриленда, который влюбился в науку и любил ее всю свою жизнь. Еще у меня есть кот. Ты знала об этом? Тринадцатилетний старикашка по имени Коперник. Я зову его Коп. И, господи боже, я фанат «Доджерс».

Могла ли она ошибиться насчет Саперштайна? Могла ли работа Хэвена быть если не необходимой, то хотя бы оправданной? От этих мыслей у нее заболела голова.

– Но то, что вы делаете, чудовищно, – сказала она. – То, что вы собираетесь сделать, чудовищно. Это убийство.

– Это эвтаназия, – поправил он с нажимом. – И это общепринятая практика. Лаборатории по всему миру ставят опыты на животных. Исследователи онкологических заболеваний заражают крыс раковыми клетками. Ученые заражали обезьян эболой, когда исследовали эту лихорадку. Объекты тестирования всегда подвергают эвтаназии.

– Но мы не о крысах говорим, – возразила Джемма. – И не об обезьянах.

Она подумала о странной Каллиопе с ее худеньким личиком и огромными глазами точно такого же цвета, как у нее самой. И о девочке, которая едва не набросилась на нее со шприцем. Обо всех малышах в памперсах не по размеру, единственное занятие которых – сосать пальцы. О том, как они принимаются пронзительно плакать, если кто-то из медсестер пытается к ним прикоснуться. Сколько же понадобится могил? Да и похоронят ли их вообще? Лира говорила, что в Хэвене тела реплик сжигали или, упаковав в мешки, сбрасывали в океан, но здесь поблизости океана не было. Наверное, их сложат в грузовик с рефрижератором, словно рыбное филе, и отправят на побережье.

– Мы говорим о людях. Человеческих существах.

Саперштайн сощурился, словно хотел посмотреть на нее издали.