Копия

Стоя возле панорамного окна, открывающего потрясающий вид на вечерний Лиссабон  с его уникальным колоритом и неповторимым духом, Адам смотрел в пустоту, нервно сжимая в руках телефон.

— Нет, Ясин, — покорно ответил Ангур, только что зашедший в покои эмира,  и уверенно добавил:

— Найдем.

Уже несколько дней мужчины не могли вернуться в родные места. Лиссабон должен был стать для них обычным пересадочным пунктом, но известие, полученное от Ларуса Хаканссона, заставило задержаться.

— Пока можно выставить неустойку Хаканссону, — заикнулся Ангур, но стоило ему взглянуть на разъяренного друга, как он тут же осекся:

— Уверен, за те деньги, что он должен будет возместить нам, он быстро отыщет своего ублюдка.

Адам вздохнул: слишком много проблем и переживаний тащил за собой этот чертов жеребец. Но отступиться не мог: сейчас это стало для него делом принципа.

— Ищи, Ангур, ищи! Не может подросток с конем просто затеряться! А как найдешь — немедленно перевози жеребца в Дезирию. Хватит!

— Сделаю, Ясин!

Адам даже не мог предположить насколько сильной и безрассудной была привязанность детей Ларуса к этому коню. Пойти против решения отца, украсть коня и убежать из дома — поступки старшего сына Хаканссона никак не укладывались в голове мужчины.

— Глупый мальчишка, — прошипел он сквозь зубы. Его голос был тихим, едким, едва слышным самому себе, что уж было говорить об Ангуре. — Я преподам тебе урок, как брать чужое! Научу тебя, щенок,  чтить волю отца!

— Ангур, — уже намного громче пробасил Адам. — Выставляй неустойку и предупреди Хаканссона: если я первым найду его сына — не пожалею!

Ангур промолчал, но, столкнувшись с остервенелым взглядом Адама в отражении огромного окна, кивнул и удалился. Он знал, как никто другой, что в таком состоянии Ясина лучше не трогать: целее будешь.

Дни тянулись медленно и однообразно, но никаких новостей о Хинрике не было: парень вместе с животным как сквозь землю провалился. Несколько раз раздосадованный Ларус Хаканссон, отчаявшийся найти сына и пропавшего коня, предлагал в замен утерянному, нескольких куда более покорных и маститых жеребцов.  Но разве мог он понять мотивы Адама: для Саида имел значение только Смерч и только Странник был его точной копией.

— Ясин, дорогой, когда думаешь вернуться? — вкрадчивый голос Абдуллы  ненадолго отвлек эмира от переживаний.  Этот пожилой, но как и прежде крепкий мужчина помнил Адама еще совсем ребенком. Лучший друг отца, преданный воин и советник, он и сейчас верой и правдой служил на благо провинции и всему роду Аль‐Ваха.

— Абдулла, рад слышать тебя! — искренне ответил на входящий звонок  Адам. — Никак соскучился?

— И это тоже, мой мальчик. И это тоже, — явно улыбнувшись, пропел старик. — Не нравится мне, Адам, что вокруг творится. Приезжай!

— В чем дело, Абдулла? — напрягся молодой человек. Проблемы одна за другой сыпались на его плечи, словно из рога изобилия.

— Никак понять не могу, но чует мое сердце: беде быть! — печально отозвался пожилой мужчина.

— Абдулла, не томи! Что тебя беспокоит? — закипая  от неизвестности и дурного предчувствия, отчеканил Адам.

— Много чего, Ясин, — вздохнул старик. —  Саид лютует: странные вещи творит, поступки опрометчивые совершает, а народ и так на грани, сынок, ты же знаешь. Он словно сам не свой, не пойму никак, что за муха его укусила!

— Конкретнее, Абдулла! — не сдержался Адам.

— Община казухов в Бларохе опять взбунтовалась: творят что попало, никакой управы на них нет. Осмелели, словно за спинами у них ни караван полудохлых верблюдов, а целая армия, Адам. Полагаю, что не сами по себе они решили голос подать. Никогда еще смелости им не хватало так решительно выступать против власти. Уверен, стоит за всеми бедами нашей страны кто-то. И этот кто-то мечтает о свержении  Саида, — начал было рассказывать Абдулла, но вдруг замолчал, а спустя время добавил:

— Но не это меня сейчас пугает, сынок, не это!

— Говори, Абдулла...

— Помнишь ли ты Ясмину, Адам?

— Твою сестру? Помню, конечно, как ты мог подумать иное!

Еще бы Адам смог ее позабыть: эта женщина долгие годы заменяла ему и его братьям погибшую мать. Правда лет восемь назад она перебралась в Наджах, во дворец Саида, где по воле правителя была приставлена к юной Алие.

— Неладное творится в гареме, Адам. Пару дней назад Ясмина вернулась, сказала, что всех Саид разогнал с женской половины. Что там происходит одному Аллаху известно.

— Что значит разогнал? А Алия?

Молчание, повисшее в ответ, резало слух больнее любых слов...

— Не знаю, Адам, ничего не знаю. Возвращайся скорее. Чует мое больное сердце, что ждут нас всех большие перемены.

Адам долго не мог найти себе места после разговора с Абдуллой. Неизвестность — это то, что порой разрушительнее любой правды. Фантазия то и дело подкидывала  в сознание рваные неутешительные сценарии развития событий, отчего сердце Адама сжималось в тугих тисках.

Возвращение на родину было делом решенным. И даже так и не найденный конь не смог перевесить на чаше весов проблем, ожидавших Адама дома.