Копия любви Фаберже

Она долго смотрела на его плечи, слабо освещенные отблесками догорающего в камине огня. Затем соскользнула с кровати, и… не смогла не поцеловать Ники в закрытые глаза с угадывающимися под кожей век синими прожилками. А потом схватила свои записи и швырнула их на едва тлеющие головешки. Через минуту спальня в особняке на Английском проспекте озарилась ярким светом от вспыхнувшей бумаги.

Матильда поплотнее закуталась в пеньюар и грустно вздохнула. Этот особняк построил для балерины Кузнецовой великий князь Константин Николаевич. У них было пятеро детей.

«Мне с Ники такое счастье не суждено, – она всхлипнула, смахивая вновь предательски покатившиеся по щекам слезы. – У меня остается только сцена».

* * *

…Его похоронили в общей могиле, вместе с нищими и бродягами. Отпевания в церкви не было. Распухшее от яда, источавшее зловоние тело не решились занести в храм. Простой гроб на кладбище не провожали ни жена, ни друзья, ни поклонники. Дождь? Какой же это аргумент… И даже теперь отдать дань памяти невозможно – точное место захоронения неизвестно. Считается, что убийца – зависть Сальери. Ну конечно, если сам Пушкин описывает трактир, яд в бокале. Современники говорили другое. «Какая нелепость», – писал Бетховен. Нелепость, почему-то действительно кажется, что прав Бетховен, а не Пушкин. Опера Сальери «Тарар» ведь шла при переполненных залах, моцартовский «Дон Жуан» провалился. Сальери был первым капельмейстером империи, на Моцарта смотрели как на потешного шута. И потом, Сальери не мог лишить себя такого наслаждения. Восхищение чистым абсолютным гением Моцарта выше зависти. Не совершенная музыка погубила композитора – политические интриги вокруг масонства. Которое стремились поставить на место, опасаясь, что якобинская чума из Парижа перекинется на Вену. Моцарт не просто входил в ложу. Он воспевал масонство всей силой своего гения. Музыка «Волшебной флейты» убеждает в верности каждой фразы либретто Шиканедера. Это гимн, который был непростительно великолепен для того неспокойного времени…

…Хорошее исполнение позволяет показать все грани таланта Моцарта. Божественна запись 1982 года, Дрезденская госкапелла и Лейпцигский хор радио, дирижер Петер Шрайер. Дирижер Герберт фон Караян неровен, противоречив. Чудовищно звучит версия от 1963 года, с Вильмой Липп (сопрано). А поздняя работа Караяна с Венской филармонией так хороша, что дух захватывает, невероятная экспрессия, тончайшее понимание нюансов…

…Воровать противно. И непривычно, он же не вшивый карманник, в натуре! К тому же пальцы почти не гнутся. Кажется, еще миг – и девушка поймет, что молния сумки расстегнута. Или пассажиры битком набитого вагона метро заметят его руку, осторожно исследующую потайные кармашки и извлекающую в конце концов пластиковый пропуск…

… – Говори, сука, кто тебя послал?! Что здесь тебе надо?

«Быков» двое. Если бы не шрам на щеке одного из пацанов – век воли не видать, родные братья. Одинаковые широкие фигуры, бритые головы, квадратные подбородки. Они бьют его по очереди.

Тот, который без шрама.

А теперь этот, с бледной вертикальной полосой на щетинистой коже.

Очередной удар отзывается в теле глухой болью. Моцарт выныривает из наплывающих волн мыслей и отчетливо понимает, где находится. В какой-то комнате этого проклятого заведения, ошибочно принятого за кабак.

Здесь, у особняка, окруженного высоким забором, джип Андрея Захарова едва притормозил. Секунда – и ворота автоматически отъехали вправо, а потом бесшумно закрылись. Сопровождавшая джип неприметная иномарка развернулась и исчезла.

Наблюдавший за этими маневрами от ближайшего перекрестка Моцарт порадовался, что не повернул на съезд с дороги, где его слежку могли бы обнаружить. Предусмотрительно проехал еще чуть вперед, к парковке у обочины, оставил там машину. И, подумав, что Андрей явно задержится в этом доме (иначе машина с охраной дождалась бы его снаружи), решил осмотреться.

Особняк находился в глубине сквера. Наверное, летом здесь можно было встретить влюбленные парочки или соображающих «на троих» в тени мужиков. Но теперь занесенный сугробами сквер с черными скелетами чахлых деревьев выглядел мрачным и малолюдным. Впрочем, какой-то парень все же промчался мимо, явно укорачивая путь к станции метро. Осмелев, Моцарт тоже решил пройти по протоптанной вдоль забора тропинке.

Саксофон умело импровизирует джазовую композицию. Доносятся манящие запахи хорошо приготовленной еды.

«Кабак», – решил Моцарт, обогнул здание и спрятался за раскидистой елью.

Из укрытия отчетливо виднелся еще один вход. Вскоре к нему подошел мужчина, одетый в неброскую темно-синюю куртку. Поставив свой обшарпанный чемоданчик, похоже, с инструментами, на землю, он похлопал себя по карманам. Извлек какой-то предмет, приложил его к двери. Раздался щелчок, мужчина нажал на ручку и торопливо прошел за ограждение.

«Похоже, это вход для персонала. Мужик выглядит как простой работяга, – думал Моцарт, наблюдая за появившейся в сквере девушкой в яркой оранжевой шубке. – Вот был бы у меня такой пропуск».