Копия любви Фаберже

Пропуск-то появился. Но ни к чему хорошему это не привело…

– А ты хлипкий! Не, Витек, бить не надо, и так еле дышит. Давай воды!

Лицо полоснула ледяная влажная пощечина, воздух резко закончился. Моцарту очень хотелось откашляться и высморкаться. Задыхаясь, он кашлянул, и новый вихрь боли взметнулся в животе, в груди.

– Откуда наша карточка у тебя?!

Моцарт с трудом разлепил заплывшие от ударов глаза и насмешливо посмотрел на стоявших напротив крепких пацанов. Хреновые в этом заведении «быки», ни черта допрашивать не умеют. Кто же так тупо дубасит со всей дури? Вон, они уже все в мыле. Устали, едва на ногах стоят. А ему-то, конечно, больно. Но еще не настолько, чтобы на стенку лезть, ничего не соображать и сказать все, что угодно, лишь бы отвяли. Если бы «быки» действовали по уму – может, тогда и очумел бы от боли, и все про Захарова рассказал. А так – нет, и терпеть еще можно, и сознание отрубается, хоть какой да отдых, передышка.

«И потом, не будут же они меня здесь мочить. Даже если с глушилой. Тут не закопаешь, центр. Опять-таки, с трупом по городу мотаться – риск конкретный. Я бы при таком раскладе отвез парнишу в лесочек и уж там мочканул, – подумал Моцарт и напряг примотанные к спинке стула руки. Веревка держалась многообещающе некрепко. – А если повезут куда, это же шанс ноги сделать. Буду молчать, а вдруг еще не конец?»

– Карточка откуда?! – снова заорал пацан со шрамом. И – Моцарт скосил глаза на поднесенный к лицу кулак – с парафином под кожей.

– Ну, украл.

– У кого?

– Баба вышла, в оранжевой шубе, у нее из сумки стибрил, – пробормотал Моцарт, пытаясь освободить руки и прикидывая, что потом можно будет резко выхватить волыну из кобуры «быка». – Она в метро пошла, я пристроился следом.

– А на чердак зачем полез? – уже более миролюбиво поинтересовался «бык».

– Так эти, ваши… Не успел в дом войти, подходят: кто, к кому? Я и ляпнул: «Крышу чинить». Инструмент из машины своей заранее взял, типа работяга. Сюда такой заходил уже, я видел, – веревка, чтоб ее, чуть ослабила хватку, но вытащить хотя бы одну руку не позволяла. – Короче, сказали мне, как пройти. Только поднялся, слышу – бегут по мою душу.

– Это мы уже знаем. И как ты через шахту вентиляционную тикал, всю музыку, – «бык» отчего-то заржал, – плеером своим испортил. Но ты ближе к телу, – его кулак резко ударил Моцарта по печени. – Кто послал? Зачем? На кого работаешь, ублюдок?!

«Если бы знать, куда попал, я бы сбрехал, – морщась от боли, подумал Моцарт. – Но тут, конечно, не кабак. Кабаки, даже дорогие, так не охраняют. Какой же я кретин! Я-то думал: осмотрюсь, затихарюсь, пальну да ноги сделаю. Место здесь тихое, но центр в двух шагах, а там толпень, ищи-свищи. Не вышло… Как все на свободе изменилось…»

«Быки» отошли чуть в сторону, о чем-то посовещались. Потом в руке пацана со шрамом появились плоскогубцы.

– Заболтались мы тут с тобой. Все сейчас расскажешь? Или после? Если после, то пасть раззявь!

Улыбаться распухшими окровавленными губами больно. Но идиотская ухмылка все-таки появилась на лице Моцарта.

– Стоматологи, блин, – расхохотался он. – А мне только зубы подправили. Две бабы симпатичные старались, лежишь себе в кресле, кайфуешь.

– Сейчас ты и у нас закайфуешь! Пасть раззявь, или тебе помочь?

Решение возникло мгновенно. Во всяком случае, оно позволит на секунду освободить руки. А там – или пан, или пропал.

– Мужики, зубов жалко, – простонал Моцарт и даже попытался изобразить испуг на окровавленной разбитой физиономии. – Все скажу. Через час у меня стрелка на Тверской. С кем имею дело – сам не знаю, в натуре. Назвался Витей. А мог бы Петей или Колей. По роже пацана видно – врал-заливался. Тут у вас бабы шастают. Без «крыши» работаете, наверное. Или «крышевых» ваших скинуть хотят. Через час мы с этим Витей перетереть должны. Бабки конкретные дал, а обещал еще больше. По мне работенка. Я в бригаде Героина был. Слышали про такого? Не могли не слышать, пол-Москвы положил. Мы там все отмороженные. Только вы слишком шустрыми оказались. А сейчас плоскогубцы положь. Положь и с бригадиром своим перетри!

Пацаны переглянулись.

Моцарт чувствовал каждое их движение. Связались с кем-то по рации, приготовили наручники, взяли со стола нож, и…

Драться он всегда умел и любил. А сейчас еще и повод был за все хорошее рассчитаться.

Сначала Моцарт двинул кулаком в рыло растерявшемуся «быку» со шрамом, в тот же момент врезал ногой его зашевелившемуся сзади напарнику. И, пока тот держался за хрустнувшую голень, наподдал ему еще и по роже.

«Не зря на зоне растяжку делал», – пронеслось в голове. А руки уже вытаскивали из кобуры волыну.

Со снятым с предохранителя стволом соображалось еще лучше и быстрее.

Моцарт двинул валявшимся в отключке мужикам по морде. Для профилактики, чтобы продлить их спокойный сладкий сон. Выхватил и второй пистолет, метнулся к двери, рванул на себя, от себя. Она заходила ходуном, но не открылась!

В следующую секунду – распахнул окно. Хоть что-то в этом гребаном месте открывается! Но – третий этаж…