Копия любви Фаберже

…Тем же вечером посол стал спешно собирать вещи. И посоветовал Карлу Густавовичу сделать то же самое, так как появились точнейшие сведения: революционеры намереваются разгромить дом на Большой Морской. Решено было вместе перебраться в норвежскую миссию. Но через день ворвались и туда…

Уже не больно от того, что прекраснейшие вещи, даже яйцо для Матильды, находятся в чужих грязных руках. Исчезли и все тревоги за будущее, за семью, за тот же кусок хлеба. Одна только мысль все вертелась в голове Карла Фаберже: «Все кончено. Скоро я умру…»[43]

* * *

– Ну, вот и все, Дарина Владиславовна! Мы с тобой молодцы, закончили большую работу, получим денежку и будем балду гонять, – бормотала Лика Вронская, перенося заархивированный файл книги с диска компьютера на флешку. – Мне биографию Андрею на мейл переслать или лично предстать пред его светлы очи, как думаешь?

Дарина Владиславовна безмолвствовала, что было довольно логично. И по-прежнему никак не подтверждала факт своего существования.

Из бездны мучительного беспокойства (все ли в порядке с моей девочкой?) настроение Лики взметнулось в светлое теплое счастье (через пару месяцев живот наконец распухнет, ребенок будет лупить по нему ножками и ручками, а еще впереди курсы по подготовке к родам!).

Выключая компьютер, она увидела папку на рабочем столе, куда прилежно сбрасывала интервью со знакомыми, родственниками и коллегами Захарова. Безобидный желтый квадратик, как плеть, прошелся по телу резкой болью. В памяти зашептались голоса…

– Он ни разу не приходил на встречу выпускников. А когда умерла учительница, ее и похоронить было не на что. Одинокая, ни детей, ни родных. Я пытался связаться с Захаровым. Да разве до него теперь достучишься, крутой!

– Я работаю в «Pan Zahar Group» шесть лет. Работой доволен. И брат еще мой тут тоже трудился. Представляете, выгнали его так по-глупому. Кто-то сказал, что он пьяный вышел на работу. Быть такого не может, у него язва, крепче чая ничего не пьет. Просился на прием к Захарову и Паничеву. Не захотели его слушать.

– И эта тварь еще ко мне журналистов посылает! Да не буду я с вами встречаться! Я уже год не возглавляю это кафе, а Андрей даже не помнит! А-а, сами телефон в справочнике нашли, понятно. Почему не работаю? Девушка, а вы с ним давно сотрудничаете? Ах, разовый заказ. Очень хорошо! Да потому что у него надо не просто вкалывать, как ломовая лошадь! Это такой ритм и такие требования, что любая лошадь скопытится. А я не железный. Сейчас вот в больнице, мне операция нужна, медикаменты дорогие. Как вы думаете, оплачивают мне хотя бы больничный? Нет, конечно! Он дал мне ногой под зад и даже не беспокоится! Да, в контракте оплата больничного и лечения в случае утраты трудоспособности не оговаривались! Ну и что?! Неужели нужно строго следовать этим бумажкам, а не относиться к людям по-человечески?!

Голоса… Если бы человеческая ненависть могла синтезироваться в кислоту, Андрей Захаров растворился бы в ней весь, целиком и полностью. Голоса, принадлежащие в большинстве своем тем людям, в добром и объективном отношении которых бизнесмен не сомневался. А сколько других людей – оставленных, не услышанных, обиженных? Он – в плотном темном саване негативных эмоций, в холодном липком болоте чужой боли, он – чернота, тьма…

В начале работы Лике казалось: ей предстоит подготовить биографию абсолютного зла. Это, конечно, не очень приятно. Писать о светлых людях проще и интереснее. Но не смертельно: техническая работа, приехать, нажать кнопку записи на диктофоне, подготовить текст. Если бы журналисты писали только о позитивных личностях, газеты перепечатывали бы Библию. Или выходили бы с белыми пятнами на полосах. Но нет ни Библии, ни пятен. Есть интервью с собеседниками, чья репутация далека от идеала – но их мнение важно для информационного поля. Есть более гнусные вещи – полное оценочное искажение личности или ситуации, черное представляется белым, и это особенно противно. Захаров не требовал осанны в личном журналистском исполнении, он просил подготовить интервью о себе. Его хвалят, его ругают – задача журналиста все это изложить. Хотя, конечно, очень резкие оценки придется убрать, изначально ясно, что издаваемая за свой счет биография – не статья в бульварной газете, где есть место для всех пикантных подробностей.

Встречи, разговоры, горящая красная лампочка на диктофоне. Особенно безжалостен компьютер. На белой страничке «ворда» только текст – ни улыбок собеседников, ни шуток, ни ароматного кофе. Текст… скуп, резок, по большому счету – мрачен. Так происходит из-за того, что Андрей, мягко говоря, не ангел? Или… Сколько в великом и могучем слов для выражения признательности, благодарности? «Спасибо, мне очень приятно, вы помогли». Все. Синонимичный ряд будет не очень длинным. Сколько вариантов высказать свое «фе»? О! О!! О!!! Сержусь, обижаюсь, ненавижу, презираю. Не сделал так, совершил это, уничтожил, оскорбил, забыл. Подонок, мерзавец, сволочь, ничтожество! Продолжать можно до бесконечности!

Особенности лексики или человеческой психики?