Копия любви Фаберже

Лексика – это отпечаток психики?

Должен, должен, должен! Захаров должен всем, как земля колхозу! Конечно, он был обязан дать деньги на похороны учительницы! И никого не волнует, что ему могли просто не успеть передать эту информацию, что он был в поездке, проводил переговоры, не просмотрел список звонивших! И свой сотовый, уж конечно, ему следует раздавать направо и налево, чтобы сойти с ума от звонков, говорить с утра до ночи, круг общения ведь широчайший! Андрей обязан встречаться с каждым рядовым сотрудником. Платить за операции. У него же благотворительная контора, а не бизнес. Он – гадкий, подлый и мерзкий – может заниматься всеми вопросами подчиненных, спрашивать: «Довольна ли душенька?» А душенька никогда не будет довольна! Достигнутая цель неинтересна… Так что, в общем, все очень просто. Невозможно быть добрым по отношению ко всем. Невозможно дойти хоть куда-нибудь, не переступив через чьи-то интересы. Хотя бы потому, что если выяснять, в чем эти интересы состоят, то ты будешь стоять на месте, не идти, стоять…

К финалу книги Вронской уже стало просто жаль своего заказчика. И ей очень хотелось закончить работу побыстрее. Может, у Андрея устойчивая психика, и он научился защищаться от того океана ненависти, в котором его и облагодетельствованные, и уж тем более не облагодетельствованные люди с восторгом и радостью бы утопили. Но отсутствие личного опыта нахождения в таких ситуациях плюс беременность… Быстрее бы завершить этот проект!

Биография, обычная журналистская работа, простая, любимая, несложная. Она оказалась сложнее, чем детектив. В романах – кровь, смерть, разбитые судьбы, преступники, трупы. Но кровавая фантазия – все равно фантазия. От нее не так больно, как от испепеляющего огня реальных ненависти, зависти, злобы.

Обрабатывая последние записи, Лика плакала. Понимала, что нельзя, вредно, надо успокоиться. Но – ничего не могла с собой поделать.

Пожалейте его. Простите. Оставьте в покое. Андрей создал компанию, где трудятся тысячи человек. Это – уже не компетентность или профессионализм. Это совершенно другой уровень, это миссия, начинать с нуля, на пустом месте новое дело и развивать, и расширять его. Захаров не идеален. Он не может быть идеальным, он вынужден быть жестким и жестоким. Но без него ведь ничего не было бы, ни завода, ни кафе, ни офиса, ни множества рабочих мест, ни продукции.

Слезы. Восхищение. Любовь. Жалость.

Эмоции разрывали ее на части.

Закончить.

Избавиться.

Уже вопрос выживания…

Телефон, запевший сладким голосом Эроса Рамазотти, оторвал Лику от грустных мыслей. В окошечке высвечивалось: «Номер не определен». А в трубке зазвучал голос Андрея:

– Привет, писательница! Ты куда пропала?

– Работала, – всхлипнула Лика. – Легок на помине, собиралась звонить в твою приемную. Мой скорбный труд закончен. Могу прислать текст по электронке, наслаждайся.

– Круто. А у меня офигенная новость! Я замутил такое! Такой темы раньше не было. Надо немного подождать с книгой, собрать всю информацию. Увидишь, это будет бомба!

«Бомба – новый проект – редакция – эксклюзив». Журналистский рефлекс быстро выстроил эту цепочку, и Лика, умирая от любопытства, приготовилась выслушивать новости.

Он совершит невероятное. Он приобретет яйцо Фаберже и подарит его родине. Конечно, Вексельберг купил всю коллекцию Форбса. Но это другой уровень бизнеса. Из средних компаний таких широких жестов не делал никто.

Он будет первым.

Он самый лучший.

Он всех переплюнет.

«Мальчишка, – улыбнулась Лика, пытаясь вставить хоть пару слов и понимая, что Андрея просто распирают эмоции, ничего из этого намерения пока не выйдет. – Мальчишка. Вроде как выглядит уже солидным дядькой, а все равно мальчишка. И я его люблю, за эту энергию, радость, за его бизнес».

Когда счастливый поток сознания Андрея малость успокоился, она сказала:

– С тебя интервью для «Ведомостей» на эту тему. Обещаешь мне не проводить пресс-конференцию до нашей публикации?

– Не вопрос! Любой каприз! Я просто тащусь от этой идеи! Купить Фаберже, передать в Оружейную палату…

«Захаров точно спятил, – подумала Вронская, задирая свитер. Живот опять не вырос. – Если он, при всей своей любви к пиару, обещает мне эксклюзив, надо этим пользоваться. Придет в себя – все отыграет, у нас не самое престижное издание для презентации такого проекта».

Окончание разговора с Захаровым Ликин пес Снап отметил возмущенным лаем.

– Гав-гав! Мама, ты меня совсем не любишь! Ты сидишь за компьютером! Ты болтаешь по телефону, а я… я… гав…

Уткнувшаяся в колени морда дрожала. Из карего глазика выкатилась огромная слеза и высокохудожественно покатилась по рыжей шерсти. Для пущей убедительности Снап издал душераздирающий стон, судя по которому можно было понять только одно. Никто. Никогда. Не кормил. Бедную несчастную собаку.

Лика рассмеялась:

– Снапуха, ты лопаешь вдвое больше нормы, указанной на упаковке корма. Ты вырос, как конь! Ты толстый, как свинка!