Коптский крест. Дилогия

  Маалюля - городок небольшой. Во всяком случае, по российским меркам. Он живописнейшим образом расположился в ущелье среди цепи скалистых гор Каламун на приличной довольно таки высоте - полтора с лишним километра над уровнем моря.. Слово "Маалюля" в переводе с местного означает "вход", и это, между прочим, не случайно, ибо по преданию, именно в этих местах имел место быть важный библейский сюжет - убийство Авеля Каином. Склоны горы (скорее даже, невысокого горного хребта, подобных которому немало в Сирии и Палестине) покрывает густая заросль. Повсюду - финиковые пальмы, смоковницы и оливы. В отрогах горы полно пещер, гротов - что весьма живописно и очень подходит для постройки в них келий и скитов для отшельников, чем последние с удовольствием занимаются уже пару тысяч лет. В Маалюле расположены два важнейших для всех христиан монастыря: монастырь Святой Феклы и монастырь Святого Сергия.

  У подножия горы стоит православный женский монастырь Св.Фёклы, относящийся к Антиохейской патриархии. Он был построен рядом с местом, где, как считают, находилась пещера Святой Фёклы. Место сохранилось до наших дней, в ней хранятся Мощи святой, здесь же устроена часовня, и множество паломников приходят молить у Фёклы исцеления.

  За время, проведенное в Маалюле, мы, конечно, посетили эту пещеру. Место производит сильнейшее впечатление! С потолка грота капает вода, пробирающаяся сюда из источника внутри скал. Отсюда черпала воду Фёкла, и потому каждая ее капля считается целебной. Сама часовня считается жемчужиной немаленького монастырского комплекса; неподалеку - который также включает церковь и приют для детей- сирот. В самом монастыре проживают пятнадцать монахинь. Настоятельницей монастыря, является мать Апраксия; однако же на момент нашего прибытия она находилась в отъезде, что, в итоге, и создало нам дополнительные сложности.

  Наш караван следовал вдоль ручья, по дороге, выложенной, наверное, еще в до- библейские времена круглыми булыжниками. Арабки набирали здесь воду в свои чёрные, глиняные кувшины и, ловко удерживая их на головах, уходили в селение. Нас, было, взяли в оборот стаи ребятни, с требованиями бакшиша - но, увидев грозные усы баш-чауша, немедленно отстали. То- то, малолетки, тут есть кому бакшиш брать...

  Так мы и въехали в Мааюлю: баш-чауш впереди, за ним кавалеристы- краснофесочники, потом мы с Иваном, а замыкала кортеж тарахтящая по брусчатке обозная арба. По обеим сторонам улицы тянулись домишки - все, как один, уже занятые паломниками, прибывшими сюда раньше. Нам предложили для ночлега один из домиков здешнего священника-араба. Впрочем, я не знаю, как и назвать это помещение - домом ли, сараем ли, а то и просто отдельно стоящей комнатушкой. Это была небольшая мазанка с глиняными нарами по двум стенам, с земляным полом и с кровлей из жердей. Вместо окна небольшое отверстие. Ни украшений, ни мебели; буквально, ничего не было, кроме двух- трёх циновок. Мы с надеждой взглянули на нашего стража, но увы - похоже, его влияния было недостаточно для того, чтобы раздобыть для нас приют поприличнее. Что ж - за неимением гербовой, будем писать на бумажной обертке.

  Ближе к вечеру мы вышли на улицу - посмотреть на местную жизнь. В первом же проулке попались здешние оригинальные печи для хлеба, или скорее, для хлебных лепёшек. Это не что иное, как аршина в полтора в основании усечённый конус из глины, открытый сверху для топлива. Сперва накаливают в нём камни, а потом кладут на них тесто и печь закрывают, пока оно не испечётся.

  По улице распространялся запах печёного хлеба и едкого дыма - паломники, размещавшиеся в соседних домах, ужинали. Стоял оживлённый говор - всюду на огороженных дворах, и особенно в ограде здешней церкви. По дороге гнали мелкий скот - овец и коз; животные немилосердно блеяли. Стало смеркаться. Мы собрались назад - в наш "однокомнатный" дом. В хибаре, мимо которой мы шли, стоял гул многочисленных голосов. Слышны слова из Евангелия - должно быть, паломники вели беседу на религиозную тему.

  У самого нашего обиталища мы застали некое оживление. Прямо на улице, в пыли, устроился старик-араб, торгующий сушеными смоквами. Мелкие, грязные, сухие, - в другое время никто и не взглянул бы на них! А тут паломники с жадностью обступила араба и наперебой просили у него продать свой товар. Да и сам араб относился к этим смоквам, как к чему- то драгоценному, аккуратно отвешивая, чтобы на чашку весов не попала ни одна лишняя ягода. Особо старались проживавшие по соседству паломницы из Рязани и их сопровождающий - высокий здоровый бородач, как оказалось потом, бывший гвардейский солдат лейб-уланского полка...

  *******************************************