Корабельная слободка

Тогда-то прославил себя подвигом молодой капитан-лейтенант Казарский, командир брига «Меркурий». А бриг есть совсем небольшое суднышко, двухмачтовое, и всего на нем какой-нибудь десяток пушчонок. Однако 14 мая 1829 года на самом рассвете бриг Казарского был замечен у Босфорского пролива с турецкой эскадры. И пустились в погоню за десятью пушчонками Казарского два турецких корабля: один стодесятипушечный, а другой в семьдесят четыре пушки; итого как бы сто восемьдесят четыре турка против десяти русских.

И нагнали они Казарского на его двухмачтовом суднышке так что не податься стало «Меркурию» ни вправо, ни влево, ни туда, ни сюда. С правого борта — турок, с левого борта — турок, бриг — между двух огней. И решено было на бриге биться до последнего, а не черный флаг поднимать и не в плен идти и судно свое неприятелю отдавать.

Положил Казарский на верхней палубе заряженный пистолет: смотри, мол, ребята, последний, кто в живых останется, хватай пистолет и пали в пороховую камеру; тогда всем славная могила на дне моря, и бригу тоже.

— Согласны? — спрашивает Казарский.

Все согласны.

А у турка на корабле уже сигнал из флажков поднят: сдавайся, мол, урус[6].

— Ах, ты так? — кричит Казарский. — По орудиям, комендоры![7] — кричит. — С обоих бортов залпами в того и в другого! Готовься! Целься! Пли!

Рванули из всего десятка сразу.

Ну, турки оказались догадливы. Поняли, что урусы на последнюю отчаянность идут, будут драться до последнего; а последний со всем судном и взорвется на воздух. Да не только с этим бригом своим взорвется, но при таком случае и оба турецких корабля разнесет в дым и в досточки, и взлетят они выше облака ходячего.

Делать, значит, туркам что же? Они и палить перестали и уйти дали Казарскому.

И дабы не изгладилась память великих дел, Казарскому в Севастополе памятник поставлен; а на памятнике начертано; на одной стороне — «Казарскому», на другой — «Потомству в пример».

Истинные благодеяния Севастополю были оказаны Михаилом Петровичем Лазаревым, великим адмиралом и великим строителем. Ученики Лазарева Корнилов Владимир Алексеевич, Нахимов Павел Степанович…»

Едва дедушка дошел до Нахимова, как ему представился Павел Степанович. Вот он, Нахимов, в адмиральских эполетах, стоит на мостике корабля «Императрица Мария» и отдает приказания капитану второго ранга Барановскому. А Барановский Петр Иванович кричит матросам в рупор — то ли парусов прибавить, то ли сигнал набрать из разноцветных флажков. И вверху на мачтах кораблей появляются один за другим сигнальные флаги. Красные, и зеленые, и желтые; сплошные и полосатые; квадратные и треугольные… Дедушка едва успевает в них разбираться. Вот они почему-то слились в одно пятно неопределенного цвета, и дедушка, откинув голову к стволу шелковицы и мерно похрапывая, теряет их и вовсе из виду.

Дедушка спит и не видит, что калитка в сад приоткрыта и соседская коза Гашка уже в саду. Коза бодро идет по дорожке, потряхивая рогами. Под шелковицей коза остановилась, поглядела на дедушку, понюхала его чувяки и, задрав голову, лизнула на столе тетрадь. Трудно объяснить, чем пришлась тетрадь эта Гашке по вкусу. Может быть, цвет переплета — синий с белыми крапинками — мог пленить козу? Но тетрадь была раскрыта, и коза переплета не видела. Тогда, значит, запахом клейстера соблазнилась она? Как бы то ни было, но Гашка выдрала из тетради страницу, прожевала ее не торопясь и, так же не торопясь, проглотила. Потом вцепилась зубами в переплет и хватила всю тетрадь со стола.

Дедушка во сне опять увидел флаги. Он не только их видел, он даже слышал, как шуршат они, словно накрахмаленные. И невдомек было дедушке, что это не флаги шуршат, а шкодливая коза Гашка пожирает его записки «О славном городе Севастополе и о войнах русско-турецких».

Не выпуская тетради, Гашка задней ногой почесала у себя за ухом и побрела прочь, унося в зубах свою добычу.

Коза через калитку выбралась во двор; там она одним прыжком очутилась на мусорном ящике; а дальше дорога была известная: с ящика на обвалившуюся каменную стенку, а за стенкой была Широкая улица — ступай куда хочешь. Гашка, обронив тетрадь в расщелину стены, скакнула вниз и пошла куда глаза глядят.

А через полчаса дедушка обнаружил пропажу тетради, соседка Кудряшова хватилась.

Коза нашлась только к вечеру. Мишук Белянкин и еще двое ребят из Корабельной слободки — Николка Пищенко и Жора Спилиоти — обнаружили козу в балке за Черной речкой. Они притащили Гашку за рога и сдали с рук на руки обрадованной Кудряшовой.

А дедушкина тетрадь и к вечеру не нашлась, и на другой день ее не было… Дедушка топтался у себя по саду, шарил по всем дуплам, сколько их ни было в тополях и шелковицах, разводил руками, бормотал что-то себе под нос и поминутно выходил за ворота, выглядывая там «голубых»: не идут ли жандармы в светлосиних — до небесной голубизны — мундирах, не стучат ли саблями, не звенят ли шпорами…