Корабельные новости

За машинкой сидела женщина с симметричной прической, поднятой над ушами, в стиле Эмили Дикенсон. Игла замедлила свое движение, муслин съехал на пол. Женщина улыбнулась Куойлу, демонстрируя идеальные зубы из-под фиалковых губ. Потом ее улыбка исчезла, и по лицу, от бровей до рта, разлилась какая-то грусть. На шее подрагивало жабо.

— Миссис Мэвис Бэнгз, — произнесла тетушка, как мастер-церемониймейстер.

За другим столом сидела женщина в шлеме из тугих коричневых кудряшек. Она кроила кожу.

— И Доун Баджел, — сказала тетушка. Женщина была настолько поглощена своей работой, что не остановилась и не стала смотреть в их сторону. В мастерской царил запах кожи, клея и духов. Духами пахло от миссис Бэнгз, которая сложила руки и пристально смотрела на Куойла. Его рука метнулась к подбородку.

— Вот, моя мастерская, — сказала тетушка. — Сейчас у нас выставлены только две швейные машинки и один стол для закройщика, но потом, когда мы начнем развиваться, я надеюсь поставить шесть машинок и два стола. Так у меня было в Лонг-Айленде. На следующей неделе к нам придет парусная лодка, что-то вроде яхты. Она была построена в Штатах на Западном побережье как кеч для траловой ловли лосося, но теперь она перешла во владение одного человека в Сент-Джонсе. За последнюю пару лет я уже видела не одно коммерческое рыболовецкое судно. Говорят, они не дороги. Потом будут приходить другие парусники. Во всяком случае, я на это надеюсь. Доун сейчас выкраивает спинки для стульев салона яхты Мелвиллов. Голубой цвет выбран специально, чтобы подчеркнуть цвет глаз миссис Мелвилл. Она специально покрасила кожу в Нью-Йорке. А Мэвис шьет чехлы на пенорезину. Доун, это мой племянник, о котором я вам рассказывала. Он работает в газете. Мы пойдем пообедаем, напротив, у Шкипера Уиллиса. Доун, когда закончишь кроить, заправь во вторую машинку эту голубую нить. Она и нити тоже выкрасила.

Тетушка вышла из дверей, стуча своими черными каблуками, а Куойл, замешкавшись, услышал, как миссис Бэнгз сказала Доун: «Не то, что ты ожидала, да?»

***

Из раструба вентиляционной вытяжки «Шкипера Уиллиса» дуло горячим воздухом с запахом масла и гари. Внутри было еще жарче. Рыбаки сидели в своих вымазанных кровью непромокаемых комбинезонах и тяжелых сапогах. Они наклонялись над тарелками с жареными блюдами и треской, пили большими глотками из чашек. Сигаретный дым растворялся в облаке, висевшем над жаровней. Официантка что-то кричала на кухню. Куойл видел грязный фартук Шкипера Уиллиса, вздымавшийся тут и там, как лед в полосе прибоя.

— Агнис, девочка моя, что будешь заказывать сегодня? — улыбнулась официантка тетушке.

— Я буду тушеную треску, Перл. И чашку чаю, конечно. Это мой племянник. Работает в газете.

— А, да. Я видела его раньше. Был тут как-то с Билли. Брал булочку с кальмаром.

— Точно, — сказал Куойл. — Было очень вкусно.

— Знаете, ведь это Шкипер Уиллис изобрел эти булочки с кальмаром. Ну что, возьмешь их и сегодня, дорогой?

— Да, — сказал Куойл. — Почему бы и нет? И чай. Со сливками. — Он уже знал, что такое шкиперский кофе. Слабый, но резкий вкус напитка почему-то напоминал треску.

Куойл сложил свою салфетку в веер, снова развернул ее и стал складывать из нее маленькие треугольники. Потом он посмотрел на тетушку.

— Я хочу у тебя кое-что спросить, тетушка. О Банни. — Он набрался мужества для предстоящего разговора. Петал сотни раз говорила, что Банни — «ненормальный ребенок». Он отрицал это. Но она на самом деле отличалась от других детей. Она была похожа на кипящий чайник: бурлила и била ключом. Иногда перегревалась и почти шла трещинами. А иногда остывала и покрывалась налетом минеральных солей.

— Как ты думаешь, тетушка, она нормальная?

Тетушка подула на свой чай и посмотрела на Куойла. У нее было странное выражение лица. Она внимательно изучала Куойла, будто он был новым видом кожи, которую она могла купить.

— Эти ночные кошмары. И ее характер, и … — он замолчал. Что-то у него плохо получалось.

— Ты сам подумай о том, что с ней произошло, — сказала тетушка. — Она потеряла членов своей семьи. Переехала в незнакомое место. Старый дом. Новые люди. Не стало ее матери и дедушки с бабушкой. Не думаю, что она понимает, что именно произошло. Иногда она говорит, что они все еще живут в Нью-Йорке. Для нее весь мир перевернулся вверх йогами. Да и для нас всех многое изменилось.

— Да, это я понимаю, — сказал Куойл, жадно глотая чай. — Но меня беспокоит другое. — Внутри него все задрожало от напряжения. — Я даже не знаю, как это объяснить. — Воспитательница детского сада использовала словосочетание «нарушения личности», когда говорила о том, что Банни толкает детей и ломает цветные мелки.

— Приведи пример того, что тебя беспокоит.

Над Куойлом нависла унылая тень.

— Ну, Банни не нравится цвет дома. Темно-зеленый. — Это звучало по-идиотски. Главное было то, что происходило на кухне. На остальное можно было не обращать внимания. Принесли треску и булочку с кальмаром. Куойл впился зубами в булочку, будто от того, сумеет ли он ее раскусить, зависела его жизнь.