Корабельные новости

– Я был сосунком, поверил ему. Первые лет десять со всем соглашался. Конечно, мне тоже всего этого хотелось – электричества, дорог, телефона, радио. Разумеется, я хотел медицинского обслуживания, почтовой службы, хорошего образования для детей. Кое-что из обещанного осуществилось. Но только не то, что касалось работы.

А рыболовство уже стало чахнуть, чахнуть, чахнуть и за сорок лет полностью сошло на нет; окаянное канадское правительство предоставляло права на ловлю всем странам, какие только есть на Земле, но нас из бизнеса исключило. Чертовы иностранные траулеры. Вот куда ушла вся рыба. Потом треклятый «Гринпис» стал бороться против охоты на тюленей. Ну, ладно, решил я, поняв, что рыболовством я больше зарабатывать не смогу, ладно, буду умнее, справлюсь, встроюсь в правительственный план. Поехал я в отделение Канадского управления по трудовым ресурсам в Якорном когте и сказал: «Ну, вот он я. Мне нужна работа. Что у вас есть для меня?»

А они: «А что вы умеете делать?» Я им: «Я умею рыбу ловить. Зимой работал на лесоповале». Они: «Нет-нет-нет! Рыбаки нам не нужны. Мы обучим вас какой-нибудь профессии, востребованной на рынке рабочей силы». Они, видите ли, развивали промышленность. И якобы там работа была для всех. Сначала направили меня на кожевенный завод в Тихоходной бухте. Там работало всего десять или пятнадцать человек, потому что производство еще не было запущено в полную силу. «Профессия», которой они меня обучили, состояла в том, чтобы забрасывать вонючие шкуры, привезенные из Аргентины или бог знает откуда еще, в чаны. Четыре дня я с утра до вечера этим занимался, а потом у них кончились шкуры, и новых не предвиделось, так что мы просто бездельничали или мели полы. А спустя пару месяцев их сыромятня и вовсе всплыла брюхом кверху. Так что я вернулся домой, порыбачил сколько мог, а потом снова поехал в Управление по трудовым ресурсам и сказал: «Устройте меня куда-нибудь. Мне опять работа нужна». И снова: «А что вы умеете делать?» – «Рыбу ловить, лес валить, целыми днями зашвыривать в чан шкуры, полы мести». – «Нет-нет-нет. Мы вас обучим. Индустриализация Ньюфаундленда». И послали меня в Сент-Джонс, где был большой новый завод, предназначавшийся для производства промышленного оборудования для горных работ, переработки арахиса, станков алмазного бурения и шлифовальных станков. Адское место. Огромное. Никогда ничего подобного не видел. Завод на пять миллионов долларов. Но там не было людей. Ну, приехал я туда, получил комнату на пару с каким-то чокнутым, от которого воняло, стал ждать. Я почти умирал с голоду, питался на четвертак в день, если удавалось на это что-нибудь купить, и все ждал, когда же откроется этот проклятый завод. Но он, сукин сын, так и не открылся. И не произвел ни единого станка. Таким образом, я снова вернулся домой и прорыбачил еще один сезон.

Осенью опять являюсь в управление и говорю: «Слушайте, это уже не смешно. Мне нужна работа». В то время я еще верил, что они со своей индустриализацией мне все-таки что-нибудь подыщут. «Ну, понимаете, Джек, срывы бывают в любом деле. Но мы ищем для вас работу. Собираемся направить вас в Хайфенвилль на Третий бумажный комбинат, будете делать картонную тару». В этом сумасшедшем доме я протрубил три месяца. Потом и он закрылся. После этого мне сказали, что я, с моим опытом, могу получить хорошую работу либо на нефтеперерабатывающем заводе в Птичьем крыле, либо на электростанции в Райском водопаде. Нефтезавод еще не запущен, сказали они, поэтому помогли мне заполнить заявление длиной в две мили о приеме на электростанцию и велели возвращаться домой и ждать письма из Райского водопада. Жду до сих пор. Да, они затеяли хорошее дело, согласен, но рабочих мест слишком мало. Итак, я снова остался дома и, как мог, рыбачил. Трудное было время. Моя жена заболела, мы едва сводили концы с концами. Самое плохое время. Мы потеряли старшего сына. Словом, поехал я снова.