—Нет, Сигниф, я мечтаю, чтобы этот Корабль вынесло однажды на твёрдую землю, которую можно было бы ощутить под ногами. Достаточно твёрдую, чтобы убежать вместе с тобой прочь в невиданные просторы. Счастливыми и свободными представляемся мне мы с тобой в сказочных мирах и заоблачных далях,
, сделавшись теперь достаточно серьёзным для нашего разговора.—Всё это звучит довольно печально, Либер, ведь ты же знаешь, что никуда эту посудину не вынесет… – Сказав это, я на немного умолк, всё ещё думая над тем, что рассказал Либер про бабочек. Мои мысли пугали меня, но, собравшись с силами, я продолжил:
– Время…—Что?
, не понимая, Либер.—Время, Либер, время… – повторил я ему и стал излагать наклёвывающиеся мысли. – Время – это наш самый главный враг. Из-за него жизнь есть прохождение… Но что прошло, возможно ли вернуть? А если невозможно, то куда же оно делось? Оно провалилось в Ничто! Люди мнят, что прошлое хоть им и неподвластно, но существует! Кто же обвинит их в том, что не видят они дальше носа своего! Правда заключается в том, что прошлого нет, нигде, ни в чём, кроме наших голов! Понимаешь ли ты меня, Либер?
, я говорю себе – никогда Где я был, где я буду, где я сейчас, где во всём этом я? Меня не существует и никогда не существовало! Никогда – это пропасть, в которую падают все сейчас и теперь!—Ну вот что я тебе говорил о логике! Пользуясь одними и теми же фактами, человек способен доказать совершенно противоположные друг другу вещи! Видишь, важен тот, кто крутит мысли, сами мысли значения не имеют. Мой пример был о вечной жизни, а ты превратил его в пример о вечной смерти! Мы ведь сидим здесь! Посмотри же, Сигниф, мы существуем!
, это всё шутки, но на деле я понимаю, понимаю… Это тяжёлые мысли… Иногда лучше над таким посмеяться, чтобы оно тебя не убило! Да, одно дело думать, другое – принимать… И если ты примешь эти мысли, Сигниф, ты умрёшь. Лучше смейся над ними! Правда, жизнь ещё вынуждает тебя смеяться, Сигниф. На самом деле жизнь есть удивительное, чудесное страдание. И жить – это страдать чудно, странно. Нет предела у изощрённости жизни, и будь у неё творец, его следовало бы назвать гениальным садистом, который не просто доставляет тебе боль, но делает это играючи, игриво. И бывают минуты, когда мир застаёт тебя в чудном исступлении. Мир доводит тебя до изнеможения, пребывая в котором, ты готов называть его сказочным адом или адским раем! Невольно вырывается тогда у тебя смех, попирающий тебя и все твои лишения! Этот смех появляется, точно последние веселые аккорды утопающей в грусти музыки. Музыка прорывается на свет из твоего рта и льётся у тебя из глаз, а на деле слёзы выплёскиваются из глаз вместе с тем смехом, словно бушевавшее в тебе давно море выходит за свои границы и выливает из себя прочь небывалое страдание, прочь из твоих глаз. В такие минуты невольно чувствуешь себя актёром… И почему не быть им? Почему не играть себя, Сигниф? Почему не играть себя так, будто за тобой наблюдают?—Ну нет уж, Либер! Именно из-за этого желания быть актёром перед чьими-то глазами и появляются разные призраки и боги в умах людей!
– отрезал я—Разве я прошу тебя верить в призраков?
, эти призраки, порождаемые человеческим разумом, особенно под давлением сильного страдания, многих лишают рассудка. Но чтобы чувствовать себя актёром, не нужно в кого-то верить! Это чувства, эмоции! Ты просто ЧУВСТВУЙ!