«Корабль любви», Тайбэй

— Похоже, на первый раз пронесло. — Софи отодвигает свою опустевшую тарелку к поворотному подносу в центре стола и открывает коробку изысканных лунных пряников, купленных для нее Ксавье. На красной шелковой подложке покоятся четыре квадратных пряника, покрытых масляной глазурью с замысловатыми узорами. Подруга протягивает мне один пряник. — Что подать к чаю: кунжутные шарики или пряники с лотосовой начинкой?

Я пробую начинку — сладкую пасту из семян лотоса.

— М-м-м, объеденье. И то, и другое!

— Что насчет десерта? «Ледяная стружка» или самодельный мочи?[55] Не слишком сладко?

Похоже, ближайшие две недели только и разговоров будет что о предстоящем визите к тетушке Клэр. Но я не возражаю. Напротив, с нетерпением жду встречи с семьей Софи, не говоря уже о том, что она мне все уши прожужжала россказнями о шикарных покоях и лакомствах прямо как в «Красавице и чудовище».

— Может, по одному в день? — предлагаю я.

— Ты сама купила эти пряники? Или выпросила у своего богатенького ухажера?

Услышав голос Минди, Софи замолкает на полуслове. Прожевав и проглотив пряник, она наконец оборачивается к сопернице в нежно-голубом платье.

— Любопытство не порок, — холодно замечает она.

Ага, призналась. — Минди складывает руки на груди. — Ты бегаешь за ним, потому что он из самой богатой семьи на Тайване.

Софи невозмутимо взирает на девушку:

— Мне нравятся хорошие вещи. Что с того?

Минди опускает руки, сжимает кулаки и в бешенстве удаляется. Софи тяжело вздыхает:

— Завидует. Ясное дело.

Я вспыхиваю. Догадывается ли Ксавье, что девушек, которые за ним охотятся, привлекает состояние его семьи? Я никогда не мечтала о богатых парнях и всегда рассчитывала, что сама буду содержать семью. Но, может, такому парню, как он, стоит об этом задуматься.

— Ты ведь не придаешь этому значения, правда? — спрашиваю я.

Софи отправляет в рот последний кусочек пряника.

— Когда мне было семь лет, домовладелец регулярно ломился в дверь нашей вонючей квартирки. Я до сих пор помню, как пряталась под одеялом. Когда он уходил, я спрашивала: «Нам придется переехать?», а мама кричала: «Ты же обещал, что позаботишься о нас!», заставляя отца чувствовать себя жалким убожеством, каким он, собственно, и являлся.

— Боже мой, Софи! — У моей подруги отменный вкус и потрясающие шмотки — я решила, что она и сама из богатой семьи. Ничуть не бывало. — Как грустно!

— Я ни за что не буду жить так, как живет моя мама. Так что да, я бы соврала, если бы сказала, что богатство Ксавье меня не волнует. Но это не значит, что он мне не нравится.

Я мрачнею. Деньги Ксавье не должны волновать Софи, однако она в чем-то права: игнорировать их не получится.

Софи наклоняется ко мне:

— Может, твой таинственный художник — Бенджи? Он поступил в Род-Айлендскую школу дизайна.

Я машинально оглядываюсь в поисках плюшевого мишки Димсума и вздрагиваю:

— Господи, надеюсь, что нет!

И только тут до меня доходит, что Софи ловко сменила тему разговора.

* * *

На китайском Софи без колебаний садится между мной и своим парнем, и у меня появляется отличная возможность понаблюдать за их развивающимися отношениями, а также необходимое пространство, отделяющее меня от Ксавье. Несколько раз, когда он ловит мой взгляд, я нахожу повод повернуться к Спенсеру Сюю, сидящему с другой стороны.

Маттео совершенно исчез с горизонта Софи.

В течение следующей недели мы учимся торговаться на рынке и обсуждаем наши семьи (цзятин), бойфрендов (нань пэнъю) и подружек (нюй пэнъю). На парном чтении Ксавье каждый раз заставляет Софи начинать первой, как это было и со мной. Она ведет — кажется, это вообще свойственно их отношениям.

Что касается меня, то я отлично справляюсь с контрольными работами. При всем отсутствии честолюбия я не позволю себе написать неверный ответ. Даже если это поможет нарушить соответствующее правило Ванов.

Я постирала рубашку Рика в прачечной самообслуживания, расположенной в подвале, но не могу собраться с духом, чтобы вернуть ее хозяину. Решаю снова постирать ее вместе с очередной порцией собственного белья, а когда вижу чудо-мальчика в вестибюле, где он опускает в ящик открытку для Дженны, резко разворачиваюсь и торопливо ухожу в другую сторону.

На занятиях по китайской медицине Марк, Дэвид и Сэм прозвали себя разгневанными азиатскими мужчинами. Между отжиманиями и прикладываниями к стальной бутылке (мне наконец достается глоток спиртного со вкусом стирального порошка) они составляют стереотипный портрет азиатского парня.

— Мастер кун-фу, — говорит Марк.

— Инженер-зануда, — добавляет Сэм. — Исполнитель, а не лидер.

— Женоподобный, — ворчит Дэвид.

— Что есть, то есть, брат, — кивает Марк. — Эта козлиная бородка никого не обманет.

— Заткнись!

— Это война, — хрустит костяшками пальцев Сэм. — Мы обязаны сломать стереотипы.

— Да? И каким же образом? — интересуется Дэвид, и парни склоняются над бутылкой, обсуждая план действий.

Я поворачиваюсь к Ксавье:

— А ты почему не разгневан?

Тот пожимает плечами:

— Я вырос в Азии.