Билл увидел, что кто-то разглядывает его из-за проволочной сетки во входной двери. Это была Мей. Дверь медленно отворилась, она стояла в прихожей, совершенно не изменившаяся, такая же тонкая, как прежде. Он непроизвольно протянул к ней руки, но, сделав шаг ей навстречу, так же непроизвольно опустил их.
– Мей.
– Билл.
Вот она. Какое-то мгновение он обладал ею всей, ее хрупкостью, ее неброской, тлеющей, как уголек, красотой; но потом он снова ее потерял. Он не смог бы обнять ее, как не смог бы обнять незнакомку.
Стоя на застекленной веранде, они не сводили с друг друга глаз.
– Ты совершенно так же выглядишь, – сказали он ей, а она – ему.
Она изменилась. Слова, случайные, банальные и неискренние, так и лились у нее изо рта, будто она старалась снова завладеть его сердцем:
– Представляешь: вот так вдруг увидеть тебя... знать, что ты где-то там есть... думала, ты меня забыл совсем... только вчера про тебя говорила...
Он вдруг понял, что самому ему нечего сказать. В голове – полная пустота, и, сколько он ни старался, ему никак не удавалось хоть что-то выудить из своих мозгов.
– Хороший у тебя дом, – вдруг брякнул он.
– Нам нравится. Ни за что не догадаешься: мы его перестроили из старого сарая.
– Мне таксист уже доложил.
– ...стоял тут пустой уже сотни лет... приобрели почти даром... а его фотографии, до ремонта и после, напечатаны в журнале «Хоум энд Кантри-сайд».
И снова какой-то провал в памяти, ни с того ни с сего. В чем дело? Может, он заболел? Даже забыл, зачем приехал сюда.
Но точно помнил, что изобразил доброжелательную улыбку и что теперь надо держаться за эту улыбку, потому что, если ее упустить, больше ему такую не изобразить... С чего вдруг эти внезапные провалы в памяти? Надо завтра же пойти к врачу.
– ...поскольку у Эла дела пошли в гору. Ну, он у мистера Кольсата теперь правая рука, так что редко куда-то выбирается. Я, правда, иногда в Нью-Йорк выбираюсь. А иногда оба выбираемся.
– М-да, у вас тут в самом деле прелестное гнездышко, – в полном отчаянии сказал он. Скорей к врачу, прямо с утра. К доктору Флинну, или доктору Кизу, или к доктору Гивену, он еще учился с ним в Гарварде. А если к тому специалисту обратиться, которого порекомендовала та женщина, когда они были в гостях у Эймсов? Или к доктору Гроссу, или доктору Стьюдефорду, или доктору де Мартелю...
– ...и я не трогаю, но Эл вечно что-нибудь притащит в дом. Он сейчас в Бостон уехал, но я попробую найти ключ.
«...или к доктору Рэмзи или старому доктору Огдену, который принял его когда-то, когда он надумал появиться на свет. Билл и не представлял, что знает стольких врачей. Надо бы список сделать».
– ...а ты все такой же.
Билл вдруг положил обе руки на выпиравший живот и хрипло хохотнул: «Этого точно не было». Эта нелепая выходка поразила и испугала его, зато странная пустота в голове исчезла, и он начал по кусочкам собирать сегодняшний день, после полудня. Из болтовни Мей он понял: она уверена, будто сама когда-то, в туманном и таком романтичном прошлом, его бросила. Возможно, так оно и было. Кто вообще была эта женщина, это грубое, обыденное, вульгарное существо, которое жило в облике его Мей, в ее теле? В нем нарастало чувство протеста.
– Мей, я все думал про тот пароход, – в отчаянии сказал он.
– Пароход?
– Ну тот, на Темзе, помнишь? Нельзя позволять себе стариться. Надень шляпку, Мей. И едем кататься на пароходе.
– Но какой в этом смысл? – воспротивилась она. – Что, по-твоему, не состаришься, если будешь на пароходах кататься? Вот если б вода была соленая, тогда, может...
– Разве ты не помнишь ту ночь на пароходе? – сказал он таким тоном, словно говорил с ребенком. – Мы ведь на нем встретились. А через два месяца ты меня бросила и вышла замуж за Эла Фицпатрика.
– Ничего подобного. Тогда еще я за него не вышла, – сказала она. – Мы уж потом поженились, через два года, когда он получил место управляющего. А у меня был этот, ну, из Гарварда, мы встречались почти до самой свадьбы. Твой приятель. Его звали Хэм... Да, Хэм Эббот.
– Хэм Эббот?.. Так ты с ним встречалась?
– Мы почти целый год встречались. Помню, Эл жутко бесился. Сказал, что, если я познакомлюсь еще хоть с одним типом из Гарварда, он его пристрелит. Но ведь ничего такого мы себе не позволяли. Хэм был без ума от меня, а мне что – пусть восторгается, если хочет.
Билл где-то читал, что каждые семь лет человек полностью изменяется, настолько, что становится совершенно непохожим на себя прежнего, семилетней давности. Он в отчаянии уцепился за эту мысль. Он тупо смотрел, как это существо наливает ему огромный бокал яблочной водки, он машинально ее проглотил, а потом, наконец, пробился к входной двери, сквозь подробное описание этого дома.
– Видишь, вон те старинные балки – настоящие. Балки нам тут больше всего понравились... – она вдруг замолчала. – А знаешь, теперь я вспомнила пароход. Ты же был в моторке, и вы с Хэмом Эбботом забрались к нам на борт.