Анна ждала его на пороге дома.
– Что случилось? Я слышала, ты кричал…
– Ничего. Просто щенок приблудился.
– А я уже испугалась. Слушай, тебе нельзя оставаться здесь на ночь. Приходили стражники, и их командир…
– Да, я знаю, – перебил ее Меркурио. – Не волнуйся, им меня не заполучить… – У него бегали глаза.
– Ну, говори, – подбодрила его Анна, видя, что он отводит взгляд.
– Что?
– Поговори со мной, мальчик мой.
– О чем?
Анна нежно погладила его по щеке.
– Ты не можешь нести такой груз один.
– Послушай, Анна…
– С тех пор как ты узнал о том, что случилось с Джудиттой, ты не пролил ни слезинки…
– Ну я просто не такой уж и плакса…
– Я говорила со Скарабелло, – сказала дель Меркато. – Ты знаешь, он мне не нравится. Но даже такой подонок, как Скарабелло, и тот к тебе хорошо относится. А знаешь почему? Потому что ты особенный. И Скарабелло сказал мне, что ты задумал кое-что очень опасное.
– Откуда ему знать, что я задумал, если я и сам еще не знаю? – пожал плечами Меркурио, пытаясь сдержать печальную улыбку.
– Ты не можешь взвалить на себя эту ношу, – повторила Анна, притянула юношу к себе и опустила его голову себе на плечо. – Как ты вырос, мальчик… – прошептала она.
– Хочешь помочь мне? – спросил Меркурио, мягко отстраняясь.
– Ну конечно. – Анна с жалостью посмотрела на него.
– Тогда не доводи меня до слез. Иначе я не выдержу.
Глава 82
На площади перед Дворцом дожей собралась толпа. Люди потели, и пот прошлых дней уже прочно въелся в их одежду. Тут воняло гнилым луком и протухшей рыбой. Кожа зевак жирно поблескивала, источая кисловатый запах. Но все эти запахи перебивал сладкий аромат предстоящей смерти, словно на стенах палаццо и на глади лагуны уже мерцали багряные отблески костра. Костра, который так не терпелось увидеть здешним зевакам. Костра, на котором суждено было сгореть еврейке-колдунье, попытавшейся украсть души жителей Венеции.
По приказу властей прямо перед причалом у Дворца дожей возвели трибуну, за которой простиралась необъятная водная гладь: здесь в лагуну впадал Гранд-канал. На водах лагуны покачивались суда, от дорогих гондол патрициев до простеньких рыбацких лодок и крупных барж. Трибуну в два человеческих роста высотой украшали пурпурные стяги – наверное, это был намек на то, что Церковь уже готовит Джудитте костер.
Сама трибуна состояла из двух уровней: на верхнем стоял золоченый трон с такой высокой спинкой, что казалось, будто она уходит в небеса. Чуть ниже расставили четыре стула, на которых расселись четверо одетых в черное церковников, включая брата Амадео. Толпе хорошо был виден и трон, и стулья, даже задним рядам зевак, собравшихся на площади. Все любопытствующие приветствовали Святого восторженным ревом. Церковники сохраняли серьезные мины. По обе стороны от авансцены – а иначе это и не назвать, слишком уж все происходящее напоминало театральное представление, – возвышались опоры с лебедками у основания. С их верхушек к «сцене» тянулось по одной балке. Балки сходились прямо перед трибуной, под ними стояла оплетенная прочными канатами деревянная клетка.
Меркурио и Исаак обеспокоенно переглянулись. Ни один из них не произнес ни слова. Они, казалось, даже не дышали, а на лицах отражалось такое напряжение, что оба словно замерли, окаменели от горя. Когда время настало, к толпе торжественно вышел патриарх Антонио Контарини. Длинный шлейф его наряда несло четверо молодых послушников. Толпа умолкла. Патриарх поднялся по ступеням на трибуну и уселся на трон. Он повернулся к Дворцу дожей и подал знак. После этого на площадь вывели Джудитту. Обвиняемую охраняли солдаты во главе с капитаном Ланцафамом.
Толпа зашлась криком, поливая Джудитту оскорблениями.
– Не бойся, – шепнул девушке Ланцафам. – Я не допущу, чтобы с тобой что-то случилось.
Джудитта почувствовала, как ее глаза наполнились слезами. Испуганно и пристыженно она поплелась вперед.
– Что они сотворили с моей дочерью? – прошептал Исаак, едва завидев ее.
Меркурио опустил глаза, словно не мог выносить это зрелище.
– Вот сволочи, – прорычал он.
По приказу брата Амадео к Джудитте привели проститутку, и та накрасила обвиняемую, поэтому теперь лицо девушки покрывал толстый слой белил, щеки казались ярко-красными, губы были подведены и очерчены в форме сердечка, а веки накрашены темным бистром. От бровей к вискам тянулись синие полосы. Проститутка сделала Джудитте высокую прическу, выпустив два локона, которые она покрасила в желтый и синий цвета. Платье Джудитты почти обнажало ее грудь, таким глубоким был вырез, а на ноги ей надели туфли на высоченных каблуках – такие носили только куртизанки.
– Что же они с тобой сделали? – произнесла какая-то женщина в толпе.
Джудитта повернулась и узнала Октавию, с болью взиравшую на происходящее.
– Шлюха! – крикнула какая-то женщина рядом с Октавией.
– Ведьма! – заорала другая.
Джудитта увидела, что на площадь пришли ее швеи, закройщик Раши Шабтай, Ариэль Бар-Цадок, женщины из еврейской общины, купившие у нее шляпки, и даже застенчивый силач Иосиф (когда их взгляды встретились, парень покраснел).