Корабль неспасенных

– Это беспросветный идеализм, Женя. Или результат промывки мозгов. Как там поют? Строим общество счастливых личностей. Бред! Человек – особый вид скота, которому это общество даром не далось.

Женя вообще никогда не слышала подобных утверждений. Ни в семье, ни в вузе. Все служили на благо людей, посвящали этому жизнь. А тут…

– Почему не далось? – потерялась она.

– Все на ладони, девочка. Не ищи сложных объяснений. Два века назад человечеству не хватало лучших условий. Еда, комфорт, безопасность, свобода слова и перемещений, личная реализация и прочие бла-бла. Люди страдали, требовали, возмущались, шли убивать на улицы, воевали. Теперь у них все это есть. А они снова страдают, чем-то там возмущаются и идут убивать. Теперь себя. Какой вывод, практикантка? Что ни делай, результат будет один. Поэтому бросай спасать других.

Как с такими взглядами можно работать в Центре профилактики? Климова должны были бы проверить с ног до головы и не назначить даже в отдел контроля.

– Вы как-то просто и прямолинейно судите. И, на мой взгляд, неправильно!

– Можешь мне возразить? Или просто тебя учили повторять чужие слова?

Она рассматривала лицо Климова. Открытый лоб, напряженные крылья носа. От широкоплечей фигуры будто жар исходил. Плавил возражения и любые попытки сопротивления. Гнул в дугу. И ответ не хотел находиться. Она обхватила стакан с клюквенным морсом. Зачем его заказала? Скорей бы кофе принесли.

– Тогда зачем вы работаете в Центре? Зачем проводите свои беседы?

– Просто регулирую убой. Отделяю больных особей от пока еще здоровых, отправляю тех и других в загоны. Тоже своего рода бессмысленная рутина.

– А себя вы к скотам не причисляете?

Даже страшно от собственной наглости. Но Климов только довольно расхохотался.

– Но почему же. Я тоже вечно недоволен жизнью и мне чертовски тяжело угодить. Скот, но понимаю это. Хотя бы здравомыслящий скот. Принимаю жизнь, как есть. Беру для себя то, что могу взять. Не ною, что неправильное общество сделало меня несчастным.

– Может, вы просто приспособленец?

–Хотя бы не строю из себя жертву.

– А Елена Степановна строит?

– Конечно. Жалеет себя. Твердит, что она не такая, как есть, а какая-то другая. И поэтому жизнь ей нужна другая. Излюбленная позиция человека. Жертвы и скота.

Жертва собственной жизни, которая обернулась смертью. Шаги по заранее расчерченным клеточкам. Режиссированный, продуманный в каждом движении танец. Выпрыгивая из окон, вооружаясь бритвами, цепляя за крюк веревку, такие как Елена Степановна кричали, что мир вместо жизни подсовывает им смерть. В обществе цифрового благополучия. Отправлялись в ее объятия и становились преступниками. Диссидентами и изгоями с точки зрения государственной системы.

В семье потомственных управленцев Женя стала практически революционеркой с такими взглядами. Но сейчас… Ее желание спасать мир Игорь Климов загонял в тупик со стальными углами. Давай, Женечка, носи воду в бездонный колодец, твоя жизнь пройдет, а он все равно останется пуст.

– Теперь я понимаю, почему вы так разговаривали с Еленой Степановной.

– Нормально разговаривал. Я не психолог, моё дело контроль, а слова – плетка. У нарушителей не должно возникать желания снова встречаться со мной.

– Плохой полицейский.

– Очень плохой. И ты, Женя-практикантка, портишь мне все впечатление. Своими сочувствующими взглядами, скромным сидением на краю кушетки.

– Предлагаете тоже взять плетку.

– Больно надо. Сам справлюсь. И ты для такого не годишься. Но предложение у меня есть.

Он подался вперед, а Женя замерла, теряясь от насквозь прожигающей синей стали взгляда, вида жесткого изгиба губ. Климов протянул руку, пальцы нежно коснулись скулы, соскользнули к губам, обвели подбородок.

– Предлагаю все же на «ты», Женя, и провести эту ночь у меня, – хрипло сказал Климов. – А дальше, как пожелаешь.

Ей так и не удалось понять, что желает. Заглядывала внутрь себя и пока перебирала сомнения и ощущения, поток по имени Игорь Климов тащил потерявшее ориентацию тело. Отвечая на вопросы, задавая собственные, наблюдая за непохожим ни на кого лейтенантом, она оказалась в его квартире.

Позже Женя поняла, что в первые дни их знакомства искала у Климова не любовь и даже не секс, а будоражащий нервы опыт. Что еще скажет и сделает этот человек?

В ее круге общения не встречались ни выставленные напоказ холодность и расчетливость, ни эгоизм, как публичная декларация мировоззрения. Забота об интересах других, сопереживание каждому встречному и поперечному, разговоры об общественном благе были чем-то вроде цивильной одежды. Без нее нельзя выходить из спальни в гостиную, а тем более на улицу.

Градус общественного лицемерия мог достигать ста восьмидесяти у профессионалов с высоким эмпатфактором. Последний считался как раз показателем способности человека к пониманию других и сочувственному отношению. Хотя первое совсем не гарантировало второе, а профессиональное неравнодушие практически всегда превращалось в высококлассную его имитацию.