Корабль ночи

Кокина, не один десяток лет служившая яблоком раздора между Британией и Францией, была совсем невелика – пятнадцать миль в окружности, население около семисот человек. На заре эпохи колонизации, в середине шестнадцатого века, остров вместе с дюжиной других клочков суши, пятнавших синие воды Карибского моря, принадлежал Испании. Время шло; испанская корона как будто бы позабыла об острове – и спустя столетие над Кокиной заплескался британский флаг: Британия отвоевывала Карибы ради плантаций сахарного тростника и табака. Когда местные плантации доказали доходность предприятия, в дело вмешалась Франция. Дальше история островов развивалась бурно, по спирали, периоды дипломатических контактов сменялись эпохами морских сражений и наоборот, пока, наконец, Британия не воцарилась на Карибах безраздельно. В джунглях и по сей день сохранились дома плантаторов, хотя их каменная кладка давным-давно пошла трещинами, в которых пустили цепкие корни новые хозяева – лианы и вьюнки. Бродя по длинным обветшалым коридорам, по пустым, призрачным комнатам, Мур иногда явственно представлял себе ту прежнюю жизнь: местные землевладельцы озирали из огромных окон зеленые поля, шхуны под тугими от ветра парусами бежали по океанским волнам с новым грузом для матери-Англии… Кокина была удачным вложением британского капитала, пока индейцы– карибы не подняли мятеж и не перебили почти всех плантаторов.

Остров получил свое название за то, что очертаниями напоминал раковину-кокину, к тому же в прибрежной полосе здесь водилось великое множество разнообразных двустворчатых моллюсков. Их вымывало приливами, но они вновь торопливо зарывались в спасительную влажную прохладу песка, выдавая свое присутствие лишь цепочкой мгновенно лопающихся пузырьков на воде.

Арена двухсотлетней борьбы между Англией и Францией, Кокина стал домом для Дэвида Мура. Возможно, не навсегда, но пока Дэвиду здесь было хорошо.

Боже, как быстро летят годы, думал он, подъезжая к площади. Вдруг ожили события и переживания последних лет. Память Мура, точно шулер – крапленого туза, держала их в рукаве и теперь разом обрушила на Дэвида семь лет, промелькнувшие с тех пор, как его налаженный, уютный мирок рухнул, смятый в одночасье, а самого Мура прибило к этим берегам, обрушила на него все то, что он подсознательно избегал вспоминать – ураган, взявшийся словно бы ниоткуда, грозовые тучи в небе над Чесапикским заливом, буйство высоких серых валов с белыми гребнями… Обрывки видений, осколки переживаний, смутные картины неизменно наполняли Мура глухой клокочущей яростью, и тогда он сознавал, что в любую минуту безмятежное течение человеческой жизни может быть нарушено, надежда убита, а твердая почва уйдет из-под ног, словно прогнившая половица.

– С тобой все в порядке? – Кип осторожно дотронулся до руки Мура. – Ты только что проехал мимо моей конторы. Притормози.

Мур стряхнул воспоминания.

– Верно. Надо же…

Он развернул пикап и остановился перед конторой Кипа.

– Ты завтракал? – поинтересовался Кип.

– Еще нет…

– Тогда заходи. Сковородка есть, сейчас что-нибудь спроворим. – Констебль открыл дверь, и Мур вошел. В заставленной всякой всячиной конторе Кипа негде было повернуться. Рабочий стол, на нем – лампа, несколько стульев, книжная полка с юридической литературой, позади стола – запертый оружейный шкаф, за стеклами которого виднелись два ружья. На стене в рамочках красовались приказы кингстонского управления о присвоении Кипу очередных званий и почетные грамоты, а чуть ниже – вид кокинской гавани с двумя торговыми судами, рисунок пятилетней Минди, дочки Кипа. Краски были яркие, а мачты судов напоминали телеграфные столбы. Место у противоположной стены занимали большой шкаф и серые стеллажи с папками. Вторая дверь, со стеклянным глазком, вела к двум камерам.

Кип раздернул шторы – в комнату хлынул солнечный свет, – приоткрыл окна, впуская в душную контору ветер с моря, и отправился в дальний угол, к маленькой раковине. Над раковиной висела полка с чашками и тарелками. Рядом с посудой примостились электроплитка (Кип снял ее с полки и включил в розетку) и портативный холодильник. Порывшись в холодильнике, констебль достал пару яиц и отрезал несколько полосок от куска бекона.

Мур уселся на стул перед столом констебля и закрыл лицо руками. Потом он устало вздохнул.

– Да что с тобой? – спросил Кип. – Не выспался? – Он бросил бекон на сковородку и улыбнулся. – Ясно-понятно, дружочек. Слишком бурно провел прошлую ночь…

– А ты откуда знаешь?

– Мне положено знать обо всем, что происходит в округе, – Кип взял с полки две чашки и сполоснул их под краном, хотя те были абсолютно чистыми. Залив воду в чайник, он стал ждать, чтобы подрумянился бекон. – Хватит уже травить себя консервами, Дэвид. Думаю, Майра что-нибудь для тебя придумает…

– Да она задушила бы тебя, если б это услышала…