Корабль отплывает в полночь

Пайн не понял бы, что существо круглое, если бы машинально не запустил двигатели «Блохи», чтобы увести кораблик с траектории атаки. Бледно-серая туша промчалась под «Блохой», попав прямиком в пламя из сопел. Затем два серых с прожилками щупальца, словно стальные канаты, хлестнули «Блоху» снизу. Одно помяло двойную обшивку, другое прилепилось к стеклу, которое мгновенно растрескалось и побелело под давлением.

Корабль и экипаж затрясло. «Блоха» перевернулась, и люди оказались прямо напротив твари.

– Маски! – крикнул Эллисон и дал ракетный залп.

Ракеты разорвались всего в десяти ярдах от «Блохи», повредив сам корабль. Взрыв был не менее сильным, чем последовавшая за ним ударная волна, и чуть не ослепил команду, несмотря на поляризационные «маски» шлемов. Однако щупальца не спешили отпускать корабль. Когда к людям вернулось зрение, они увидели, что в существе зияют четыре дыры диаметром в ярд, а двигатели «Блохи» по-прежнему поджаривают тварь.

Но, несмотря на пламя, существо подтянулось и окутало «Блоху» своим телом.

У Эллисона не было времени выпустить реактивные гранаты как положено; он просто сбросил их и взорвал. От отдачи корпус «Блохи» покрылся вмятинами; кое-где появилось пламя. Корабль закружило, стенки стали сжиматься гармошкой. Эллисон отстрелял весь боезапас, Пайн врубил двигатели на полную мощность – и тут тряска прекратилась.

К окну кабины по-прежнему липли ошметки существа. Плотные, как броня, куски кожи, толстые, как канализационные трубы, сосуды, и отдельные кости. Видны были культи щупалец и огромная белая пасть – двойная, как теперь видели члены экипажа, с одной парой десен впереди и еще одной сзади. Передние челюсти все еще раскрывались и смыкались, скрежеща по стеклу. Несс вспомнил о раскачивавшемся черепе.

И конечно же, глаз. Взрыв уничтожил роговицу и зрачок, открыв черную сетчатку. На ней узнаваемым узором расположились белые пятна: созвездие Геркулеса, рядом с ним – Дракон, Северная Корона, часть Змееносца и Лира с яркой Вегой. Белый круг посередине был значительно крупнее остальных и мог обозначать только Солнце, причем наблюдаемое с орбиты Сатурна. Пайн решил, что тварь прибыла именно оттуда. Белые пятна были своего рода шрамами – отметинами, оставшимися после многовекового слежения за звездами. Большинство их шрамов оказались не просто точками, а линиями, отмечавшими перемещение звезд за последние четверть миллиона лет.

Он нехотя произнес:

– Несс, вот и посмотрели на твоего пришельца.

Несс кивнул и тихо добавил:

– На одного из них.

Черный коридор [157]

Он сидел, скорчившись, в коридоре высотой в человеческий рост и шириной с две двери и старался вспомнить, кто он такой.

Ноги ныли так, будто он долго-долго шагал по этому коридору.

Стены здесь были из черного мерцающего металла, прохладного на ощупь. Он не мог определить источник мерцания, которое слабо освещало коридор, сохраняя при этом черноту металла, но был уверен, что это не так уж важно.

Он постоянно слышал тихие, жалобные звуки, но решил, что и это не имеет значения.

Он был так сильно скрючен, что пятки давили на ягодицы, локти прижимались к бокам, а кисти рук и нижняя часть лица упирались в колени. Словно длинноногий зародыш или покойник в древнем египетском захоронении. В мозгу звучало: «Наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь».

Коридор точно имел ширину двух дверей, потому что ярдах в десяти перед человеком заканчивался двумя дверями. На каждой светящаяся кнопка, а под ней короткое слово, которое он не мог разобрать, как ни напрягал глаза.

Немного погодя можно будет подойти и прочесть эти слова, но сейчас, кажется, нужно сидеть скорчившись (вроде это помогает сосредоточиться) и вспоминать, кто же он такой.

Была и другая причина не спешить с изучением дверей, хоть он и не признавался себе в этом. Было в них что-то пугающее и отталкивающее.

Вместо этого он пытался вызвать воспоминания из темных глубин своей памяти, но они ускользали, увертывались от него, словно рыбки в свете луны – от полуночного ныряльщика.

Было ощущение, что он, шагая по коридору, выбрал неверный поворот и в тот момент и его имя, и все случившееся с ним исчезло из сознания, словно выброшенное центробежной силой.

Вот отдохну немного, думал он, вернусь, найду тот поворот и сделаю правильный выбор.

Стоило об этом подумать, и холод коснулся его спины.

Он махнул руками назад, и обе ударились о металл, подпиравший его спину.

При этом движении его туловище выпрямилось. Голова, шея и плечи тоже коснулись прохладной тверди.

Он с трудом поднялся на ноги и развернулся. Там, где раньше коридор уходил в бесконечность, теперь, меньше чем в ярде, была стена. Черная стена без дверей.

Он находился уже не в открытом с одного конца коридоре, а в мерцающей черной коробке длиной ярдов десять.

Лишь в тот момент, когда возобновились тихие, жалобные звуки, человек осознал, что какое-то время их не было.

Стена, минуту назад прикоснувшаяся к нему, медленно двинулась в его направлении.