Корабль отплывает в полночь

12 января. Вчера вечером мы просто замечательно посидели. Джон ввалился сразу перед ужином – он приехал с этим своим фермером. Привез бутылку фантастически крепкого рома (говорит, раз уж тащишь спиртное в такую даль, пусть спирта в нем будет побольше, а воды поменьше), и после ужина мы уселись поболтать. Странно, я никак не мог проникнуться духом вечера. Сидел как на иголках, все время тянуло то ли к книге, то ли к приемнику, то ли еще куда. Но спиртное помогло перебороть нервную импульсивность, и через некоторое время мы распахнули друг перед другом души и перемыли косточки практически всему под солнцем.

Очень рад, что одно мы выяснили с полной определенностью: любые мысли относительно того, будто мое присутствие раздражает Джона, – полная чушь. Он доволен, что у него появился товарищ, и тот факт, что он был способен оказать мне услугу, сильно повысил ему настроение. А если требуются еще какие-то доказательства, то сегодня утром он начал новый рассказ (сообщил, что последние пару дней постоянно прокручивал его в голове – отсюда и беспокойство), и от машинки просто дым идет!

Сегодня чувствую себя очень обыденно и приземленно. Теперь я понимаю, что последние несколько дней излишне взвинчивал и разум, и воображение. Пройдя через подобный «пир ума» (не без помощи настоящей пирушки), чувствуешь заметное облегчение, хотя при этом и легкую депрессию – многие вещи словно покрывает какой-то странный налет. Замечаю, что ум обращается к более практическим материям, вроде того, куда я буду предлагать свои рассказы или на что собираюсь жить, занимаясь литературой, когда иссякнут мои скромные сбережения. Мы с Джоном мало говорили на эту тему.

Ну ладно, пора приниматься за работу, хотя сейчас я с куда большим удовольствием просто бы пошатался по заснеженным окрестностям вместе с Джоном. Погода понемногу налаживается.

13 января – вечером. От судьбы не уйдешь – работа окончательно застопорилась. Это не временная посадка на мель – я не способен написать ни строчки. Сколько я уже изорвал исписанных наполовину листов! Ни единое слово не было верным, даже не казалось верным, пока я вымучивал очередной отрывок, – все полная чушь. Мои чудища – жалкие марионетки из папье-маше и траченного молью черного меха.

Джон советует не волноваться, но ему-то хорошо говорить – его-то рассказ летит на всех парах; сегодня Джон просто не вылезал из-за машинки и только что завалился в кровать, хватив наспех пару стопочек.

Вчера я последовал его совету – провел бо́льшую часть времени на воздухе, практикуясь в ходьбе на лыжах, колке дров и так далее. Но на остроте моего ума сегодня утром это не отразилось ни на йоту.

Не думаю, что следовало так радоваться по поводу преодоления «пира ума». Это и была моя творческая энергия. Без нее я вообще ни на что не способен. Выглядело все так, будто я каким-то непостижимым образом «слушал» свой рассказ и контакт неожиданно оборвался. Припоминаю, что испытывал нечто подобное с некоторыми из моих ранних вещей. Все набираешь и набираешь номер, а на другом конце провода даже гудка не слышно.

Не думаю, что поможет выпивка. Вчера вечером мы опять устроили посиделки с бутылочкой – развеяться развеялись, но в голове пусто, по крайней мере у меня. И не думаю, что Джон и сегодня остановится на паре рюмочек, если я вовремя не откланяюсь.

По-моему, Джон действительно по-дружески за меня беспокоится – держит за неврастеника и старательно пытается занять чем-нибудь более телесным и простецким, вроде лыжных прогулок или кутежа. В его глазах я ловлю этакое докторское выражение, и оно же ощущается в том, как он горячо пропагандирует в наших беседах «здоровый, практический образ жизни», всячески избегая обсуждения нездоровых тем.

Конечно, я и впрямь в чем-то неврастеник. Как и любая творческая личность. И я действительно задергался, когда возникло подозрение насчет угарного газа, – так ведь и Джон тоже! Какого дьявола он пытается сдерживать мое воображение? Ему бы следовало знать, насколько важно для меня закончить рассказ, какое решающее значение это имеет!

Однако заставлять себя не буду. Хуже нету. Пора ложиться, но сна ни в одном глазу. Джон уже храпит, черт бы его побрал!

Пожалуй, попробую поймать чего-нибудь по радио – громкость сделаю поменьше. Очень хочется послушать очередную научную передачу – они подстегивают мое воображение. Интересно, откуда они транслируются? Джон принес газеты, я просмотрел программу передач, но эту станцию не нашел.

14 января. Много бы отдал, чтобы узнать, что тут происходит. Опять с утра странные бугорчатые узоры – был очередной заморозок, – и не только на слое льда. Но сперва был тот идиотский случай двойного лунатизма. Наверное, в версии Джона насчет угара все-таки что-то есть, – по крайней мере, тут требуется хоть какая-нибудь версия.