Корабль отстоя

Видел, как козы пробуют пить морскую воду. К середине дня очень хотелось пить. Вода на острове солоновата, и потому в полдень мы шли на охоту за арбузами. Серега смастерил арбалет, стрелу мы привязывали веревкой.

Бахча обнесена забором, мы стреляли через щели, потом подтягивали арбуз.

Однажды нас увидел сторож:

– Эй, пацаны! Идите сюда, так арбуз дам!

Как же! Так мы и пошли. Взрослым мы не доверяли. Ещё по роже надаёт.

Серёга мог под водой съесть кусок хлеба. Он потом и меня этому обучил. Надо хлеб, тот что во рту, сначала разжевать, а следующий кусок в себя как бы втягивать.

Мы даже на спор с ним ели. Спорили с кем-нибудь: а спорим, что под водой все съедим? Прыгали в воду и выигрывали.

Серега ещё воробьев из рогатки стрелял. Мы их жарили, а когда отец приносил домой осетра или икры, начинался пир. Ели, как пылесосы.

И ещё мой брат здорово под водой в ловитки играл. Я его никак не мог поймать. Мы с Валеркой – нашим младшеньким – следили на пирсе, как он в воду уходил.

Там на дне лежала старая труба, и он все в нее хотел забраться.

Просто так. Интересно же.

А я волновался чего-то. Будто чувствовал.

Он нырнул и не выходит. Минута прошла – нету, вторая течет, течет.

– Валерка! – говорю нашему мелкому, а у самого голос срывается. – Давай за кем-нибудь быстро!

Он пулей, а я в воду нырнул, и тут мне Серега навстречу всплывает весь ободранный: он в той трубе застрял, еле вырвался. Там мидии наросли как зубы: вперед пропускают, а назад – нет. Пришлось ему до конца трубы ползти.

– Ты больше так не делай! – говорю ему.

– Ладно, – говорит, и кровь с него течет.

Я-то знал, что сейчас Серега отдышится и опять чего-нибудь выдумает.

Например, это он придумал на ходу электрички на насыпь спрыгивать. Кроме него, это никто сделать не мог. Просто руки от поручней не отрывались.

Вообще в воде много чего происходило.

Мы с ним в шторм купались. Нравилось на волнах скакать. А буря нешуточная. На берегу брат наш меньший мечется, а мы с Серегой девятый вал изображаем. Страшно и жуткий восторг. Надо только следить за волной; потом чтоб о скалу подводную не тюкнуло; потом, чтоб не вывалило на берег – там ещё как о дно грохнуть может – мало не покажется; потом, чтоб на плавник не напороться – его в бурю много, откуда он только берется; потом опять за волной надо следить, чтоб хребет не сломала.

Так и катались.

А однажды на далекой плите купались. Плита – это скала. Вершина у нее плоская, отсюда и название. До нее плыть-то недолго, с километр, наверное. Мы туда спокойно добрались, а назад поплыли – шторм налетел: мы к берегу, а нас в бок и в море несет.

– Серега! – кричу ему, а у самого не голос, а писк какой-то. – Между волнами изо всех сил, а на откате отдыхаем! – он мне только кивает.

Плавал-то он хуже меня. Он нырял здорово.

А тут надо было не только плыть, но и соображать, чтоб не испугаться.

Главное, чтоб страх ноги не сводил, но за Серегу я был спокоен – этого не очень-то испугаешь.

А тут мы замерзать стали. Значит, решил я, давно плывем – за этой возней с ветром да течением совсем же времени не замечаешь.

Когда на берег выползли, тряслись, как суслики астраханские, даром что лето и вода как парное молоко.

А с ногами что-то страшное: не идут, и в голове будто карусели, карусели – кружится все.

Отлежались.

И сейчас же солнце, а ты дрожишь, и тебе хорошо, когда оно печет, ты до него жадный.

А после уснул.

Но лучше на пляже не спать – спалишься.

Это мы хорошо знали. Значит надо идти, а отнесло нас далеко. Сначала идешь до вещей, натянул их кое-как и до дома, и уже в доме можно в кровать завалиться.

Жили мы в маленьком домике: крыльцо, туалет, кухонька с плитой и столом, две спальни. В одной отец, в другой – мы, три брата.

А у Валерки далеко от берега судорога была. Иголкой колоться – это чушь. Я кололся – все равно боль адская.

Я, как услышал, что Валерка завопил, сразу понял: она. Плохо, если сразу две ноги. Надо на спину перевернуться и полежать. Часто бывает: только отпустило, пошевелил и опять схватит. Это просто мышцы устали.

Но плыть надо. Мы Валерку подпираем с двух сторон, он терпит и гребет. Больно, конечно, но требуется терпеть. Тут или ты судорогу, или она тебя.

Главное, не боятся.

Сколько людей от одного только страха утонуло.

Иногда икру хватает. Эта самая болезненная. А если пальцы сведет, ногой двигать можно. Вверх, вниз, гребок, ещё один.

Главное отвлечься. Придумать себе думу. Представить, что ты папуас и у тебя лодку разбило, вот ты и плывешь. Иногда помогает.

Так далеко мы втроем редко заплывали. Обычно только я туда заплывал, а ребята с пристани ныряли.

А раз отплыл далеко – и сейнер. Его чавкающий винт под водой хорошо слышно. Главное, чтоб он в стороне прошел. Однажды – очень близко. Даже слышал, как на палубе кто-то крикнул: «Смотрите, пацан в море!» – и сразу: «Где? " – «Справа по борту только что был!» – «Тут же до берега больше километра!» – «Точно, был!»

Был, конечно, только я нырнул и ушел в сторону: выловят ещё, потом отец накостыляет.

Хотя, наверное, не тронет. Отец нас никогда не бил. Но все равно нарываться не хотелось.