Корабль отстоя

А затем наши группы объединили, и я сразу почувствовал неудобство. Тогда ещё не принято было носить плавки под спортивной одеждой, но через несколько совместных занятий я почувствовал в этом острую необходимость.

И не я один. Почти все мальчишки имели в трусах неустроенный карандаш и от этого становились пунцовыми.

Я здорово прыгал в длину. Этим и ограничивались мои познания в области легкой атлетики.

Если б меня когда-нибудь о ней спросили, я бы так и ответил: «Я здорово прыгал в длину».

В нашем классе наметился ещё один лидер – довольно сильный мальчишка, но духа у него не хватало.

Ему очень хотелось меня побить, хотя в лидеры я никогда не лез.

Почему-то всем на этом пути – в лидеры – обязательно хотелось меня побить. Ничем особенным я не выделялся. Разве что мог высмеять – но это у меня с детства.

Он – в два раза сильнее меня, а позвал подмогу.

Подмога считалась блатной и училась в восьмом классе. «Ну ты, змей!» – сказала подмога, зажав меня в коридоре. Я смотрел ему прямо в глаза. Страха не было, он все равно сильнее, так чего же бояться. Главное не уронить себя, а шишки будем потом считать.

Но драка не состоялась, кто-то помешал. «Я тебя ещё найду», – пообещал блатной, но после я его никогда не видел и этот парень со мной больше ничего не делил.

Я встретил его через несколько лет. Здоровенный детина. Я бросился к нему радостно – всё-таки мой товарищ по школе, а он меня встретил ударом в грудь.

Я устоял на ногах, но драться не стал. Не потому, что он гораздо сильнее, просто мы же когда-то учились вместе.

Мне его вдруг стало жаль, я опустил руки.

«Чего ты?» – сказал он.

«Да так…» – ответил я.

Потом я его ещё раз встречал. У какой-то подворотни.

Театр

Кукольный театр.

В пятом классе мы покинули начальную школу и Раису Николаевну.

Нашей новой классной стала математичка.

Она меня привечала – я любил математику. Не то чтобы я любил её до беспамятства, просто она мне легко давалась. До сих пор могу вывести всякие формулы.

Она обожала рисовать теорему из нового параграфа, вызывать меня к доске, чтоб я сам придумывал доказательства.

Я придумывал, но лучше меня справлялся Гурген Аванесов. Он выходил и в три секунды все доказывал. Это сходило ему раза три подряд, а потом она догадалась, что он просто учит новый параграф.

Она усадила его на место с позором, а я тогда подумал: здорово, я бы до такого не додумался.

Математичка любила устраивать всякие штуки: походы, ночевки у моря, шашлыки, металлоломы – помню, как мы тащили старую батарею – жутко тяжелая штука, мы сто раз останавливались, тяжело дыша.

Потом она придумала театр. Кукольный. Сцену и кукол мы сделали сами.

Я играл волка в «Семеро козлят».

Оказалось, держать куклу наверху, ходить с ней и говорить – тяжелая работа. Устают руки, голова, пальцы, глотка.

Но тренировка есть тренировка – через две недели мы уже выступали.

Сначала перед своими, а потом нас показали какой-то комиссии.

Мы ездили много раз на всякие смотры. Мы побеждали.

Два состава: основной и запасной.

Я играл в основном. В одно прекрасное воскресенье я ребят подвел: надо ехать на спектакль, а я отправился с отцом рыбачить на дамбу и никому не сказал.

Целый день у меня все валилось из рук, и я кормил свою совесть тем, что они взяли запасного.

А совесть не наедалась и говорила мне, что так не поступают с товарищами. А я вздыхал и надеялся на лучшее.

Зря я надеялся. Меня ждали, искали, прибегали домой, а потом уехали, взяв запасного.

Я до сих пор помню, как у меня горело лицо и уши, когда меня подняли на уроке.

А отец, когда узнал, и вовсе рассвирепел. Он был зол, растерян и опять зол.

Сказал он только: «Так нельзя!»

Я и сам знал, что нельзя – и на душе муторно, там скреблись кошки.

Взятка

Точно так же я себя чувствовал только однажды: когда мне дали взятку.

Учился я здорово, всячески соображал уже в первом классе и потому меня сразу же прикрепили к неуспевающему Юре Немцову.

Следовало приходить к нему и учить с ним математику.

Я учил.

Но Юра оказался непроходим. Он путал все, а ещё он потел и заикался. В перерывах он показывал мне рыбок. У него в ванной комнате вдоль стены, один над другим, стояли аквариумы.

И сотни, тысячи рыбок. Барбусы, неоны, кардиналы, петушки, лялиусы, гурами, макроподы, скалярии.

Их разводил его отец.

Он разводил на продажу. Он спросил меня как там успехи у его сына, и я сказал, что не очень.

Папа Юры переглянулся с мамой и вдруг сказал: «А хочешь рыбок?»

«Рыбок?!» – через час я оказался дома с банкой, в которой плавали кардиналы.

«Откуда?» – спросил отец, и я ему все рассказал. Про Юру, про математику, про то, как меня спросили о Юриной успеваемости, про то, что я ответил.

Папа вскочил, разволновался, позвал маму и остальных: «Идите все! Саше дали взятку!»

Я ничего не понимал: мне же подарили, и потом: что такое взятка?

«Это когда тебе дают что-то, чтоб ты лучше работал?»

Я не понял.

«Сейчас объясню. Ты работаешь честно, но тот, кто даёт, считает, что ты не работаешь честно, а начнешь работать только тогда, когда тебе что-либо дают. Это и называется «взятка».