Корабль спасения. Найти себя в Церкви

Ад для меня – реальность. Ему мало места в тех областях, где его заключили, – неважно, где они топографически. Ад обнаглел и хочет выйти из области снов и кошмаров в реальность, чтобы жить здесь и сейчас на правах действительности. Человек на земле хочет быть уже жителем Ада.

У ада с Небом война. Ад хочет завоевать Землю, чтобы доказать Небу свою силу, а буде карта ляжет – объявить Небу полномасштабную войну. Погибшие безвозвратно земляне адом в счет не берутся. Земные дела, прочитанные под этим углом зрения, дают изобильную пищу для размышлений.

Добро и зло существуют реально. Они перепутаны, как два борца, сплетшиеся в схватке, но они реальны. Иногда зло красится «под добро», а добро так бесцветно, что его не замечают. Но они всё равно реальны и до конца никогда не смешиваются.

Смерть есть факт, но ею ничего не оканчивается. Она не самостоятельна и служит Богу, как и вообще всё служит Богу в средневековом понимании. Загробный мир реален не менее, чем мир «предгробный». Все миры не замкнуты, но взаимопроникают друг в друга и общаются.

Словно центр в круге, царствует в мире Бог. Все, кто служат Ему, приближаются к центру и одновременно – Друг к другу. Все, кто удаляются от Него, улетают на периферию и далее, под действием силы центробежной, – вон из круга во тьму кромешную, идеже «плач и скрежет зубов».

Вот вам очень краткий перечень средневековых мыслей, могущих жить в человеке независимо от наличия или отсутствия у него в кармане iPhone, а во дворе – японского автомобиля. Да, чуть не забыл. Средневековый человек верит (знает, чувствует), что вся земная реальность подобна комедии (комедия не потому, что очень смешно, а потому, что в конце хорошо закончится) и вся эта комедия однажды придет к концу. Маски будут сорваны, грязь смыта, преступники пойманы. Зерно отделится от плевел, и средневековый человек очень не хочет улететь далече вместе с плевелами, уносимыми ветром, но хочет быть пшеницей, собранной в Небесную Житницу.

Изложенные мысли не есть модерн, ни постмодерн, для которых смысла нет, красота относительна, истина иллюзорна и мораль корыстна. Модерн – это мировоззрение самоубийцы, а постмодерн – жизнь после жизни. А то, что скупо изложено выше, – средневековые мысли в их классическом понимании, которыми можно жить, пользуясь со спокойной совестью при этом ватерклозетом и летая на самолете в отпуск. Они – эти мысли – изложены поверхностно, так, как в хрестоматии пересказывается «Война и мир». Но, надеюсь, мы не соврали.

Мое предложение заключается в том, чтобы пользоваться модерновым миром, как мебелью в гостинице, не отвергать предлагаемые им холодильники и бигуди, но в глубине сердца жить простыми средневековыми смыслами. Средневековые люди, поверьте, не скучные. Среди них есть, к примеру, Гоголь и Паскаль. Всё великое и красивое, чем можно гордиться, чем – к слову – и гордится человечество, задумалось и вымолилось именно в средневековых кельях и мастерских. Средневековое мировоззрение делает человека многомерным, загадочным и нравственно ответственным, тогда как современные мировоззрения делают его сыном случая или обезьяны, жилищем глистов и наконец – пищей червей. По пути из роддома в могилу современные мировоззрения развязывают руки «случайному человеку» и толкают его на всё что угодно, зане (шепчут они) отвечать за прожитое некому.

«Я средневековый человек». Это звучит не смешно и не запоздало. Если вдуматься, то это звучит более гордо, чем глупый писк: я современный человек. Раз я живу в этом времени, то я по необходимости «современный человек». О чем тут спорить, и где здесь заслуга? Но выбор смыслов и нравственных приоритетов остается за мной, и в этом выборе я вовсе не хочу быть современным человеком. У меня есть варианты получше. Как вполне современный человек, я недавно приехал на метро к Боровицким воротам, постоял в современной очереди и совершенно современно за билет расплатился карточкой. Но как совершенно средневековый уже человек, я вошел в Кремль и молился у царского места, у гроба Ермогена и ходил среди княжеских гробов в Архангельском. Всё в храмах Кремля мне было близко как современнику их полнокровной жизни. Так, собственно, я стремлюсь поступать всегда: не спорю с действительностью, которая мигает рекламой и одевает меня в синтетику, но стараюсь думать и говорить исходя из того, что (смотри выше): рай и ад – реальности; за гробом продолжается жизнь; миры взаимопроникают и соперничают; Бог царствует нам миром полновластно и утаенно. Утаенно, то есть не для всех явно, ради нашей веры в Него. Праведный верою жив будет.