И ее обнаженные ладони снова прошлись по его лицу. Такое странное движение: наполовину ласка, наполовину — поиск шершавых мест и иных недоделок. Янтарь явилась к нему со всем своим инструментом, когда Ключ-остров еще толком не скрылся за горизонтом. Без большого шума обвязалась страховочным концом и перелезла через фальшборт. Она тщательно измерила его лицо и принялась размечать его куском древесного угля, мурлыча себе под нос какую-то песенку. Скоро через поручни выглянула Мама и невнятно что-то спросила.
«Я ему глаза чиню, — пояснила Янтарь. — И заодно лицо переделываю. Он сам меня попросил его изменить. Там набросок лежит, я его колотушкой прижала, чтобы не улетел. Посмотри, если любопытно!»
Говоря так, Янтарь лазила туда и сюда по его необъятной груди. Она еще берегла ошпаренную сторону тела, и Совершенный осторожно подставлял ладони, чтобы в случае чего ее подхватить.
Когда Мама вернулась к поручням, в ее бормотании слышалось одобрение. С тех пор она неизменно наблюдала за работой Янтарь. Для этого требовалось немалое терпение и упорство, поскольку резчица трудилась над носовым изваянием чуть не круглые сутки. Сперва она орудовала пилой и большой стамеской, откраивая порядочные ломти от его физиономии, причем не только от бороды, но и от лба и даже от носа. Потом занялась его плечами и грудью.
«Это чтобы соблюсти пропорции», — сказала она.
Он ощупывал себя, слегка холодея, но покамест осязал лишь отдаленные намеки на новые черты лица. Этот страшноватый этап, впрочем, быстро миновал, поскольку трудилась она с рвением, какого Совершенному доселе не приходилось встречать. Ни дождь, ни ветер не могли ее запугать. Когда солнце уходило с небес, она развешивала светильники и знай продолжала точить и резать; Совершенный крепко подозревал, что временами она, как и он, руководствовалась больше осязанием. Однажды Брэшен предостерег ее, что этак недолго и перетрудиться. Она ответила капитану, что работа исцеляла ее душу лучше всякого сна. И продолжала свое дело, менее всего обращая внимание на боль от затягивавшихся ожогов. И, что самое занятное, действовала она не только фигурными стамесочками и подпилками. Она обнаружила способность управляться с диводревом и просто пальцами! Прикосновение у нее было попросту чудотворное. Нажатие кончиков пальцев вполне могло распрямить морщину древесных слоев, а поглаживание — закруглить острый угол. Даже и теперь, когда дошло до тонкой отделки, ее пальцы порхали по его лицу, и мелкое зерно диводрева с радостью подчинялось щекочущему, покалывающему прикосновению.
— Ты любил его, верно? — спросила она.
— Еще как любил. Зачем спрашиваешь?
Порою, когда она занималась его лицом, он чувствовал, как нравится ей вновь созданный облик. Она совсем убрала ему бороду, свирепый пожилой воин превратился в молодого мужчину. Это гораздо более прежнего соответствовало и его голосу, и внутреннему самоощущению. Равно как и пробуждало свербящее любопытство: не было ли его новое лицо лицом какого-то человека, которого некогда любила Янтарь? Сама она ни о чем прямо не говорила, но иногда прикосновение ее пальцев передавало ему образ, стоявший перед ее внутренним оком.
— Теперь я точно слоеный пирог, — заметил он однажды, подсаживая ее обратно на палубу. — Два дракона друг на дружке верхом, над ними Совершенный, то бишь Парагон Ладлак, а еще выше… этот, как его там. Может, ты еще и его имя мне дашь?
— «Совершенный» подходит тебе как нельзя лучше, — ответила она. И тихо переспросила: — Два дракона друг на дружке верхом?
— Добрый вечер, до свидания, спасибо, пожалуйста, — отшутился он, но шутка была шуткой лишь отчасти. Его драконы оставались глубоко его личным делом. В точности как и персона человека, чье лицо он отныне носил, оставалась личным делом Янтарь.
Брэшен вышел к ним на бак. Увидев Янтарь, устало перелезавшую через перила, молодой капитан нахмурился и сурово заметил:
— Не нравится мне, что ты повадилась лазить там без страховки. Мы, знаешь ли, под всеми парусами идем! Вот свалишься в воду — пока кто-нибудь заметит, пока туда, пока сюда… можем и опоздать!
Совершенный на это заявил со всей торжественностью:
— Ты в самом деле веришь, Брэшен, что она свалится в воду и некому будет заметить?
Брэшен стоял у форштевня и рассматривал сомкнутые веки носового изваяния, его чистый юношеский лоб. Совершенный с самым безмятежным видом ждал от него ответа. Брэшен внутренне поежился и сказал:
— Долг капитана — предупреждать людей о возможной опасности, кораблик. — И сменил тему, обратившись к Янтарь: — А ты молодец. Славная получилась сережка! Стало быть, у тебя к концу дело движется?
— Да я уже, собственно, кончила. Кое-где на лице надо только немножко пошлифовать. — И она задумчиво поджала губы: — И еще я, возможно, вырежу кое-какой орнамент на его снаряжении.