Корабль судьбы. Том 2

Снова вздохнув, она повернулась к зеркалу. Малта подняла черное, простого кроя платье и хорошенько встряхнула его. Этта носила черное в знак траура по Кенниту. А единственными украшениями, которые она себе позволяла, были маленькая деревянная миниатюра — его портрет, который она носила пришнурованным к запястью, да серьги, что он когда-то ей подарил. И кажется, Этта знать не знала, что трагическая простота ее одеяний и поведения уже вдохновили на творчество всех без исключения столичных поэтов.

Сидя перед зеркалом, Этта разглядывала свои руки, Мама же расчесывала ее густые, блестяще-черные волосы и закалывала их шпильками ювелирной работы. Никому другому Этта не позволила бы так себя наряжать, но Мама тихонько напевала какую-то песенку, и Этта терпела. Когда с прической было покончено, голова Этты уподобилась ночному небу с мерцающими звездами. А Мама взяла маленькую бутылочку и нанесла по капельке духов на шею Этты и на запястья.

— Лаванда… — тихо проговорила молодая женщина, и голос ее дрогнул. — Кенниту всегда нравилась лаванда…

И она уронила голову на руки.

Мама со значением покосилась на Малту. Потом пожилая женщина отошла в дальний уголок комнаты и принялась развешивать платья, вытащенные из шкафов, и Малта смиренно взялась ей помогать.

Когда Этта вновь подняла голову, на ее лице не было ни малейшего следа слез. Выглядела она усталой, но все-таки улыбнулась.

— Надо одеваться, — сказала она. — Подозреваю, сегодня вечером мне опять придется быть королевой.

— Уинтроу и Рэйн будут нас ждать, — подхватила Малта.

— Иногда, когда мне бывает совсем худо и никого рядом нет, — поделилась Этта с Малтой, пока та застегивала у нее на спине бесконечную череду пуговок, — мне кажется — то есть я поклясться готова! — что он со мной разговаривает. Он велит мне быть сильной — ради сына, которого я ношу.

Мама согласно пробормотала, подавая ей чулки и бальные туфельки.

— Ночью, перед тем как заснуть, я часто слышу его голос, — тихо продолжала Этта. — Он говорит мне о любви, о поэзии, дает добрые советы, подбадривает меня. Честно, если бы не это, я бы давно уже спятила. А так — я чувствую, что некая лучшая сторона Кеннита чудесным образом по-прежнему здесь, со мной. И всегда будет со мной.

— Наверняка это так и есть, — поддержала Малта.

А про себя задумалась: «Может, и я недостатков Рэйна точно так же в упор не вижу?» Кеннит — каким вспоминала его Этта — не очень-то походил на то, что запомнилось ей самой. А уж когда его тело, зашитое в белую парусину, опустили с палубы Проказницы в море, лично она только вздохнула с большим облегчением!

Этта поднялась, прошуршав черным ниспадающим шелком. Ее беременность еще не была заметна, но о ней знала вся столица. Королева Этта носила во чреве наследника короля Кеннита. Никто не оспаривал ее права на освободившийся трон. И никто не задавал неуместных вопросов по поводу удивительной молодости ее главного флотоводца. Как было исстари заведено у пиратов, Уинтроу унаследовал место Кеннита в результате голосования капитанов. Малта слышала краем уха, что капитаны высказались единогласно.

Уинтроу и Рэйн ждали своих дам внизу лестницы. Брат Малты сильно проигрывал рядом с уроженцем Чащоб, тем более что узкий камзол отнюдь не добавлял Уинтроу ширины плеч и мощи сложения. Наоборот, придворное платье заставляло его выглядеть еще моложе, чем он был в действительности, если не заглядывать в глаза. А если заглянуть в них, то он сразу оказывался подходящей парой для Этты. Ко всему прочему он неизменно одевался в черное, как и она. Малте оставалось лишь гадать, чего тут было больше — траура по пирату или солидарности с Эттой, равно как и желания выглядеть ей под стать.

Спустившись по ступенькам, пиратская королева чуть помедлила. Малта видела: Этта собиралась с духом, ни дать ни взять готовясь к тяжкому испытанию. Но вот она взяла протянутую руку Уинтроу и вздернула подбородок. Малта проводила ее взглядом, поджала губы и слегка нахмурилась.

— Тебя что-то беспокоит? — спросил Рэйн.

Взяв руку Малты, он утвердил ее на своем локте. Ее пальцам было так хорошо под его теплой ладонью.

— Надеюсь, — пробормотала она, — мой братишка все-таки еще подрастет.

— Малта, что ты говоришь, — упрекнул он ее, но потом расплылся в улыбке.

Ей самой приходилось смотреть на него сугубо снизу вверх, и он знал, что это очень ей нравится. Да и Рэйну по душе была нынешняя джамелийская мода. Плотно облегающий темно-синий камзол выгодно подчеркивал его широкие плечи. А белые кружева в вороте и по краю рукавов замечательно оттеняли обветренную, загорелую кожу. Ко всему этому великолепию отлично подходили белые штаны и черные высокие сапоги. В ушах Рэйн носил маленькие сережки-колечки, блестевшие на фоне вьющихся черных волос. Малта с невольной жалостью подумала о личных слугах, которым пришлось сегодня за Рэйном ухаживать. Когда доходило до одежды, терпения у него не было никакого.