Корабль в вечность (ЛП)

Зои выздоравливала быстро — на следующий день она уже встала с кровати и принялась бродить по двору да мешать Эльзе на кухне. Но отношение Паломы к Дудочнику изменилось. Пока он медленно поправлялся, Палома держалась с ним очень сдержанно, хотя разговаривала как обычно и с готовностью помогала в первые дни, когда он даже садился с трудом. Но она заметно напрягалась в его присутствии. Когда Дудочник сумел прохромать от кровати к окну, она следила за каждым его движением. Потом он начал ковылять по приюту, и мне бросилось в глаза, как Палома зачастую становится между ним и Зои, словно ее тело может послужить преградой для роковой связи, сулящей близнецам одновременную смерть.

Палома давно знала об этой связи, но до той минуты, как увидела падающую Зои, вряд ли понимала ее истинный смысл. Знания Паломы оставались теорией, пока у нее на глазах Зои не свалилась с телеги из-за ранения Дудочника. Только теперь, думала я, до Паломы наконец-то дошло, что такое иметь близнеца и что для нас значило ее прибытие. Возможность покончить с рождением близнецов сметет старый мир, как взрыв.

Потянулись долгие и беспокойные дни. Приближалось лето, уже к середине утра становилось так жарко, что решетки на окнах обжигали лицо, если к ним прислониться. Каждый день я все еще пыталась искать взрывной механизм, но по-прежнему безуспешно. Чаще всего я вообще ничего не чувствовала, но когда какие-то ощущения все же приходили, то лишь сбивали с толку, потому что направление то и дело менялось: сначала огонь звал меня на северо-восток, а через несколько дней я просыпалась в уверенности, что машина на юге. Я уже привыкла чувствовать себя потерянной во времени — такова уж доля провидцев. Но теперь я терялась и в пространстве. Это было для меня внове и внушало страх.

Дудочник и Зои выздоравливали: Зои быстрее, Дудочник медленнее.

Освобожденные из резервуаров омеги тоже заново учились жить. Многие из них овладевали речью: отдельные слова и короткие фразы то там, то тут нарушали тишину в спальнях. Некоторые вспомнили свои имена, другие начали задавать вопросы: «Где мы?», «Что произошло?». Рона говорила мало, но сразу поворачивалась, стоило окликнуть ее по имени. Однажды я спросила, помнит ли она Льюиса, и Рона немедленно расплылась в улыбке до ушей, в ответ я тоже улыбнулась, на минуту забыв и о войсках, собирающихся за городскими стенами, и о том, что Льюис давно мертв.

С освобожденными из резервуаров я училась терпению. Да, они делали успехи, но очень медленно. С каждым днем нарастало ощущение, будто мы сражаемся с самим временем. Все обнадеживающее и хорошее растягивалось на долгий срок: Дудочник мало-помалу окреп настолько, что начал брать меч и проводить во дворе тренировочные сражения с Зои, между альфами и омегами в городе постепенно завязывались дружеские отношения, к Роне возвращались воспоминания. А уничтожить вся и всех можно так быстро: клинком, стрелой, взрывом.

Армия Воительницы продолжала сосредотачиваться к востоку от города. Приближение лета означало, что скоро флот Синедриона выйдет в море на поиски Далекого края. Корабли оттуда, наверное, уже держат путь на юг, уже нас ищут. Я не знала, чья эскадра первой достигнет цели, но результат будет одним и тем же: погибнет Далекий край, а с ним и надежды нашего Сопротивления.

Перед тем как углубиться в каньон, Дудочник сказал мне: «Помимо огня и пепла в мире еще много всего». Он был прав — я это знала, и поэтому продолжала сражаться. Но чем дольше мне не удавалось найти взрывной механизм, чем неотступней в голове бушевали видения о взрыве, тем чаще я вспоминала Ксандера с его пустыми глазами и беспрестанно снующими руками. Вынырнув из видения о пламени и взахлеб ловя ртом воздух, теперь я понимала, что скорее всего от меня останутся только огонь и пепел, даже если мы умудримся спасти мир.

        * *

Армия Воительницы встала лагерем на восточной равнине. Каждую ночь вражеские костры полыхали милях в пяти от города. Посовещавшись, мы не решились выехать за стены, чтобы атаковать порядки Синедриона, — с нашей поредевшей армией это было слишком рискованно.

— Со стороны Воительницы самым разумным будет нас осадить, — сказал Инспектор. — Ей известно, сколько в городе освобожденных омег. И простейший расчет покажет, что еды у нас надолго не хватит. Достаточно отбить перевал Луддитов, чтобы поставить нас на колени уже через два месяца.

— Она руководствуется не разумом, а гневом, — возразила я, поскольку чувствовала ярость Воительницы, вызывавшую во мне согласный отклик. — Ей не терпится поскорее со всем покончить.

Никогда не думала, что у меня с Воительницей может быть что-то общее, но в этом стремлении я ее хорошо понимала. Мне хотелось, чтобы так или иначе все закончилось.

Гонец с запиской от Воительницы не заставил себя ждать.

«Выдайте мне Реформатора и бледную женщину из Далекого края, иначе мы сотрем Нью-Хобарт с лица земли».