Корабль в вечность

— Я нужен вам в Синедрионе, — заявил он. — Как элемент стабильности. Герой-альфа, который увидел необходимость перемен и начал восстание. Вам нужен кто-то, за кем пойдут солдаты-альфы.

— Ты начал восстание? Серьезно? — Я покачала головой. — Ты знал о резервуарах много лет, а присоединился к нам только в Нью-Хобарте. Ты и твои войска видели, что происходит, и потворствовали этому, пока люди из Сопротивления рисковали жизнями. Твои солдаты были среди тех, кто напал на Остров. Ты даже не хотел, чтобы мы отправились спасать Палому, когда Зак ее выкрал.

— Людям не понравятся твои обличения, — возразил Инспектор. — Им по вкусу история о храбром мятежнике, который рискнул высоким постом в Синедрионе ради правого дела.

Мы оба замерли на местах, не сводя друг с друга глаз, словно готовились выхватить мечи.

— Именно ты много месяцев назад дала начало песне, которую разнесли барды-омеги, — сказал он. — Ты понимаешь силу историй. Неважно, если некоторые факты не вполне точны. Важен лишь посыл. Ты это давно знаешь. Знаешь, что легенды имеют значение.

— А как насчет правды? Имеет ли она значение?

— Людям правда не нужна. Они определенно ее не хотят. Им необходима сказка, в которую можно верить. Мы просим их поверить в целый новый мир, Касс. Им нужны истории, способные сделать этот мир удобоваримым. Нужны лидеры, которым они смогут доверять.

Инспектор развел руками и пожал плечами, словно не имел к сложившейся системе никакого отношения — словно так же недоволен ею, как и я.

— Отпусти свою сестру, — настаивала я. — Будь достоин той истории, которую рассказываешь о себе. Сделай свою легенду чем-то большим, нежели выдумкой.

— Посмотри правде в глаза, — упирался Инспектор. — Отпустив сестру, я сильно рискую. Рискую жизнью. В каком мире ты вообще живешь?

— В том, что мы сейчас создаем.

Он не сводил с меня глаз, пока я, развернувшись, уходила.

        * ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

Той ночью во сне я увидела женщину на несколько лет старше меня. Она сидела у стены камеры. У нее были такие же кудрявые волосы, как у Инспектора, но намного длиннее — настолько, что тяжелая копна оттягивала голову назад.

За ней пришли ночью. Когда солдаты подтащили ее к двери, она заколебалась на пороге, словно не знала, как его переступить — так долго просидела взаперти.

— Выходи, — велел тюремщик и сунул ей мешок. — У нас приказ. Ты должна отсюда уйти, и побыстрее.

Женщина прищурилась. Я помнила, какую боль испытала, освободившись после четырех лет в камере сохранения. Мои глаза тосковали по свету, но вначале болели с непривычки.

— Иди! — крикнул тюремщик и подтолкнул ее в спину.

Шел дождь. Спотыкаясь, она вышла на улицу. Я чувствовала капли на ее лице, потому что была ею, когда она запрокинула голову и позволила дождю омыть ее веки, мои веки.

— Беги! — торопил ее тюремщик. — И не останавливайся. Никому не говори, где ты была и кто ты такая.

Женщина послушно зашагала прочь. Она была мною и Кипом много месяцев назад, когда мы вышли из пещеры после побега из Уиндхема. Она была профессором Хитоном, пытавшимся сбежать из Ковчега, но потерпевшим неудачу. Она была всеми людьми в Шестом убежище, которых вынимали из резервуаров и возвращали к жизни. Всеми людьми, одинаково задиравшими голову, чтобы посмотреть в небо. И прежде всего она была собой, с теплыми каплями дождя на лице и вспоминающим мир телом.

        * ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

Ветер с севера утих. Весна закончилась, трава на равнинах уже начала выгорать на солнце. Палома ходила на новом протезе все более уверенно, а в самые жаркие часы усаживалась во дворе с веревкой и тренировалась вязать морские узлы девятью скрюченными пальцами. Пришло время отправлять корабли в Далекий край.

Чуть раньше Зои сказала мне, что не собирается разлучаться с Паломой.

— Мы ждали, сколько могли. Возможно, даже дольше, чем следовало, но Палома знает северные моря, так что, наверное, сможем доплыть быстро. В Далеком краю предстоит много работы, чтобы договориться о помощи, которую они могут нам предложить. Дудочнику нужен представитель от нас, которому он может доверять. С нами также отправятся четыре советника из нового Синедриона.

Услышав о планах Зои, я не удивилась, но вспомнила ее сны о безжалостном море и как она цеплялась за румпель до белых костяшек на смуглых руках, пока мы плыли от Затонувшего берега.

— Это же месяцы плавания, — сказала я.

Мы обе знали, насколько опасна эта экспедиция, и дело не только в штормах и рифах, но и в торосах льда на севере и в пиратах на отдаленных островах родины Паломы.

— Да, я боюсь снова подняться на корабль, но еще страшнее представить, как Палома уплывает без меня.

Я никогда раньше не слышала, чтобы Зои признавала свой страх. Наверное, она не в силах забыть, как проводила в плавание Лючию, чтобы больше никогда не увидеть. А ведь Зои уже не в первый раз оставляет все позади и начинает новую жизнь. Она сделала это в десять лет, отказавшись от сытой жизни альфы ради Дудочника, которого заклеймили и отослали прочь.

Мы обе наблюдали, как Палома ходит по двору, разнашивая протез.