Корабль в вечность

Инспектор подошел к Заку поближе. Они были одного роста, но Инспектор выглядел массивнее и сильнее. Когда-то эти двое вместе заседали в Синедрионе, жили и работали в роскоши, какую мне и не вообразить. А теперь они враждебно смотрели друг на друга в почти голой комнате. Раньше здесь заседал главный мытарь, поэтому обстановка была более богатой, чем в любом другом месте города, населенного омегами, но последние месяцы наложили на помещение свои отпечатки. Одна стена обгорела во время битвы, разбитое окно не застеклили — просто забили досками. Настил на наружной веранде, где раньше горожане выстраивались в очередь, чтобы заплатить подати, разобрали на дрова в самые холодные дни зимы. В примыкающей комнате, где главный мытарь обедал, теперь пол был завален спальными мешками телохранителей Инспектора.

— Зря ты захотел сюда прийти, — сказал Заку Инспектор.

— Мне этого хочется не больше, чем тебе, — ответил Зак. — Думаешь, имея выбор, я выбрал бы вот это? — Он обвел руками обшарпанную комнату, и его плечи поникли. — Воительница теперь настроена против меня и пытается меня убить. — Он снова повернулся ко мне. — Ты слишком далеко зашла и слишком многое разрушила. Уничтожила базу данных. Предупредила островитян о нашем наступлении. Освободила Нью-Хобарт. Потом затопила Ковчег. Ты слишком далеко зашла, — повторил он, повышая голос, — и слишком многое разыскала. И теперь Воительница готова избавиться от тебя даже ценой моей смерти.

Подобный расчет ему, верно, хорошо знаком: Зак годами мысленно взвешивал ценность чужих жизней и принимал решения, кому пора умереть. А по какому праву? Но сейчас он выглядел взвинченным, а в его голосе прорезались нотки ярости и недоверия.

— Неужели тебе больше не к кому было обратиться? — спросила я. — У тебя ведь есть свои солдаты. Неужели они бы тебя не защитили?

— От Воительницы? — фыркнул он.

Я помнила ее, помнила, как высоко она держала голову, безразлично обводя нас взглядом. Как даже Зак беспрекословно выполнял все ее приказы.

— После захвата вами Нью-Хобарта Воительница все время пыталась меня оттеснить, — продолжил Зак. — Поначалу скрытно, но я быстро просек, куда ветер дует. Она договаривалась с советниками, заручаясь поддержкой большинства. Все чаще делала упор на угрозу, которую представляет для нас Сопротивление. И особенно ты. А потом ты затопила Ковчег, и я понял, что моя песенка спета. Шесть ночей назад за мною пришли — перед рассветом Воительница отправила своих солдат в мои покои. Но меня там уже не было — один источник меня предупредил. Несколькими часами ранее я выбрался через черный ход, но все равно мне пришлось схватиться с часовым, не желавшим меня пропускать. Он оказался одним из моих собственных солдат, но заявил, что получил приказ не выпускать меня из форта. Меня.

Зак закрыл глаза и два раза вдохнул-выдохнул.

Я не знала, на кого направлен его гнев: на изменивших ему солдат, на Воительницу или на меня.

— Тебе следовало раньше разобраться, что к этому все идет, — усмехнулся Инспектор. — Я думал, у тебя хватит ума не доверять Воительнице.

— А кому надо было доверять, тебе? — окрысился на него Зак. — Тебе, столь убедительно доказавшему Синедриону свою лояльность и надежность?

— Я всегда хранил верность принципам, которые Синедрион должен был отстаивать: табу и защите наших людей от машин.

Зак нетерпеливо повел плечами.

— Все, чем я занимался, было направлено на защиту наших людей. Талдыча про табу, ты цепляешься за суеверие. Машины не представляют настоящей угрозы — только омеги.

— Табу существует не просто так, — возразил Инспектор. — Машины разрушили мир До. Именно из-за них появились омеги.

— Мы можем поставить машины себе на службу, и они станут добрыми помощниками, — настаивал Зак. — Все мои новшества — возрожденные машины, резервуары — вводились исключительно ради того, чтобы избавить нас от бремени омег.

— А взрыв? — поинтересовалась я. — Ты правда настолько глуп, что думаешь, будто взрыв можно обуздать? Что он тоже послужит для защиты?

— Если понадобится, — кивнул Зак. — Это крайняя мера для защиты от Далекого края.

— Ты мне отвратителен, — бросила я.

Глядя на него, я не могла не вспоминать о баках с омегами. О взрыве. От Зака смердело мертвечиной, как от облепленного мухами кроличьего остова.

— Значит, до тебя наконец-то дошло, что я всегда чувствовал по отношению к тебе, — процедил он сквозь зубы.

Я замахнулась на него кулаком. Вовсе не импульсивно; я помнила, чему учила меня Зои. Сосредоточившись на его правой скуле, я била не в нее, а как бы сквозь нее, глубже, вкладывая в удар всю свою массу.

Зак видел, как я замахивалась, но, скорее всего, до последнего не верил, что я взаправду ударю. Когда мой кулак врезался в его лицо, голова Зака дернулась назад. Моя тоже — боль оказалась настолько острой, что клацнули зубы и помутилось сознание.

Пошатываясь, я попыталась еще разок ему врезать, но Дудочник меня сдержал, крепко обняв за талию и оторвав от земли. Боль в содранных костяшках пальцев не шла ни в какое сравнение с болью под глазом.