Корабль в вечность

— Ступай к Таше, — велел он Криспину. — Если она еще жива, перевяжи рану.

Я пошла за ними к поляне.

Саймон ходил между деревьями, собирая упавшее оружие. Женщина-солдат, с которой он сражался, сидела спиной к стволу — ее лицо перекосилось, потому что вся голова сплющилась из-за чудовищного удара. Череп стал рассыпанной головоломкой, которую уже никому не собрать.

— Никаких признаков других бойцов, — доложил Саймон.

У него, как и у Дудочника, было несколько порезов на руках. Он взмок, и от влаги кровь на его рубашке порозовела.

Дудочник принялся вытирать лезвие меча о тунику одного из мертвецов.

— Найди свой нож, — сказал он мне. — Нам нужно немедленно уезжать.

Я отыскала кинжал — его рукоять высовывалась из-под руки мужчины, чье горло я перерезала. Пришлось дотронуться до его кожи, чтобы вытащить оружие. Все еще теплая — казалось, после убийства прошла вечность, но на самом деле минуты. Я обтерла ладони с обеих сторон о лиственную подстилку на земле. Но не избавилась от запаха крови.

Таша была жива, но выглядела ненамного лучше мертвецов. Ее кожа приобрела сероватый оттенок и стала липкой, как устрица. Таша каким-то чудом не потеряла сознания, хотя ради ее же блага лучше бы ей обеспамятеть. Криспин перевязывал ее рану с предельной осторожностью, но времени на деликатность не осталось. Саймон взвалил Ташу себе на плечо, крепко обхватил всеми тремя руками, и мы потрусили через чащобу. Я бежала за Саймоном, и лицо свисавшей с его плеча Таши было обращено ко мне. Она не кричала, но с каждым новым толчком все больше серела. Со спины Саймона тек красный ручеек — кровь была не его. Когда мы добрались до лошадей, Саймон на несколько минут уложил Ташу наземь; одна лошадь лениво ее обнюхала и продолжила пощипывать травку вокруг простертой руки, точно Таша уже умерла.

Мы выехали из леса навстречу утреннему солнцу. Криспин держал Ташу в седле перед собой; Саймон вел в поводу свободную лошадь. Царапины и ссадины по всему телу, которые я даже не чувствовала, пока бегала от солдата в подлеске, теперь покрылись коростой и болели, а раненая нога постоянно ныла. Всякий раз, замечая вспорхнувшую птичку, я воображала засаду. Закрывая глаза лишь на мгновение, я заново ощущала, как сопротивляется моему удару шея солдата. И мне мерещилась его сестра-близнец: застигнутая врасплох, погрузившая мертвые пальцы в ком теста. Пять трупов лежат на поляне, и бескомпромиссное зеркало близнецовой связи их удваивает: десять мертвецов.

В течение всего долгого дня скачки я сверлила взглядом спину Дудочника впереди. В ритмичный топот копыт моей лошади рефреном вплетались слова бородача: «Его не надо». Е-го-не-на-до. Его не надо. Я-то думала, что смогу вынести все. Теперь же убедилась, что это неправда. Вот чего я не вынесу — Дудочника-предателя.

        * ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

Возле болотистой заводи, где лошади вволю напились, мы несколько часов подремали в темноте, дежуря по очереди. Таша лежала, зажимая рану руками; я дважды попыталась ее осмотреть, и всякий раз она шипела на меня с обнадеживающей яростью, сворачиваясь клубком, чтобы защитить пробитые ребра и даже отмахиваясь от меня кулаком.

— Стоит ли попробовать вытащить стрелу? — шепнула я Саймону.

— Не здесь, — ответил он. — Кровотечение возобновится, а нам скоро выезжать. Подожди до Нью-Хобарта, до врачей.

Если она продержится до Нью-Хобарта, значит, выживет.

По сравнению с Ташиными мои раны были легкими: ссадины, синяк на скуле, да один из швов на ноге разошелся. Я даже не заметила этого во время сумасшедших метаний по лесу, но сейчас обследовала шов и обнаружила, что в разрывах клочьями торчит кожа, а рана при каждом движении раскрывается. Я сделала перевязку так плотно, как смогла, и ничего не сказала Дудочнику, всячески его избегая. Но когда пошла наполнить свою флягу, он последовал за мной к заводи.

— Касс, — позвал он тихо. Я присела, и ступни глубоко погрузились в сырую почву, стоило мне потянуться к воде. — Я знаю о том, что там произошло, не больше, чем ты…

Выпрямившись, я завинтила крышку фляги и зашагала обратно, не позволив ему продолжить.

По молчаливому соглашению мы не вдавались в обсуждение рядом с остальными. Они понятия не имели, что случилось с Дудочником во время стычки. Возможно, я не хотела ронять перед ними авторитет Дудочника, а скорей всего, просто боялась посмотреть правде в глаза. Но я следила за ним и снова и снова прокручивала ту сцену в мыслях. Узнавание на лице солдата. Команда: «Его не надо». То мгновение прилипло ко мне, словно вонь паленых перьев, все еще льнущая к моим волосам.

Я поспала едва ли час, прижавшись к Таше, чтобы ее согреть. Снился мне Ксандер. Сон был коротким: несколько секунд отрывочных образов. Но и этого хватило, чтобы понять — Ксандер в опасности. А ведь ему постоянно что-то угрожало. Весь последний год, а то и больше, его разум горел в огне. Опасность безумия, внутренней гибели стала его постоянной спутницей. Но новая угроза была иной: люди верхом на лошадях. Мечи. Топор, вонзающийся в целовальный дуб.