Корабль За Облаками

Пожалуй, это было единственным свидетельством опьянения - тем, которое предшествует неуверенным жестам, невнятной речи и крепкому сну. Он жаждал драки! Хорошей драки, где можно было бы пустить кровь, переломать противникам кости, разорвать их в клочки, разрубить, рассечь, уничтожить! Он чувствовал, что распиравшее его бешенство должно излиться вовне, на любую живую тварь или предмет, иначе гнев разорвет его; он был сейчас словно грозовая туча, стремившаяся разродится молнией. Десятком, сотней, тысячами молний!

Кром! Он стиснул челюсти, стараясь не выдать своего лихорадочного возбуждения, и ровным шагом направился к алмазному гробу. Тоиланна, крючконосый колдун, не смотрел на него, возился с крышкой; лица конвоиров были не видны под глухими забралами, но, кажется, и они ничего не заподозрили. Конан лег - как всегда, на спину, - и поскорее прикрыл глаза. Он боялся что чародей узрит в них пламя, сжигавшее его; грондарское зелье уже вовсю бушевало в жилах киммерийца, и перед взором его плавал багровый туман.

Тоиланна воспринял опущенные веки как жест покорности.

– Кажется, ты научился послушанию, дикарь, - довольно пробормотал он. - Это хорошо, клянусь Силой и Мощью Грондара! Ешь и спи, спи и ешь, и закончишь свои дни в покое. Тебя хватит еще на три или четыре луны - немалый срок, чтобы подготовится к вечности. А сейчас - спи!

Спи!

Конан вовсе не собирался засыпать. И он не желал ни грести на галере, ни рубить камни в призрачной каменоломне, ни крутить столь же призрачный ворот. Бешенство и ненависть вздымались в нем сокрушительными валами, столь же грозными, как волны Вилайета, бросившие на драконьи клыки злосчастный "Ильбарс". Он казался себе таким же драконом, огромным и всемогущим, с пальцами-когтями, с непробиваемой чешуей, с пастью, в которой торчали каменные зубы. Этот жалкий кораблик, метавшийся в воздухе, и жалкие людишки на его борту, находились в полной его власти! только стиснуть когти, только свести челюсти и сжать их…

Над ним лязгнула крышка. Затем лязг повторился, и Конан понял, что из соседнего саркофага извлекли волосатого.

В тот же момент что-то коснулось его сознания - вкрадчиво, почти незаметно, подобно вору, подбирающему ключи к чужим дверям. Он не сопротивлялся; те капли силы, те искры, что отнимали у него, казались столько ничтожно мылами! Голубые сполохи, мерцающие в колонне рядом с его холодным ложем, поглощали искру за искрой, но костер, испускавший их, был негасимым, мощным и жарким, как солнце, око Митры. Спать Конану не хотелось, и он, сдерживая ярость, следил, как искры, уходившие от него, подпитывают голубой огонь, ибо эта магическая эманация нуждалась в непрерывном топливе - живом топливе, источником коего являлся он сам. Каждая искра обращалась в силу, поддерживающую корабль в воздухе на один краткий миг, но мгновения эти были такими малыми, что казалось, будто палуба судна устойчива, как земная твердь. Сейчас, бодрствуя, Конан отчетливо ощущал результаты грондарской волшбы, хоть, разумеется, тайная суть ее оставалась ему непонятной.

И более того - он видел, куда летит корабль. Не обычным зрением, так как веки его были плотно сомкнуты, но каким-то внутренним чувством, позволявшим следить за манипуляциями крючконосого Тоиланны. Он видел, как судно неторопливо плывет к восходу солнца, направляемое колдуном; как скользят внизу облака; как в разрывах проглядывает скалистый берег, а затем - море, довольно спокойное, сине-серое, пустынное. Потом по синей поверхности возникли две черты с блестящими кончиками, от которых слева и справа отходили другие черточки, очень многочисленные и двигавшиеся вперед-назад словно конечности многоножки. Конан понял, что под ним галеры, огромные боевые суда с таранами, идущие не под парусами, а на веслах. Что могли они разыскивать в этих неприветливых водах? Разве что останки "Ильбарса"…

Он убедился в этом, заметив, что корабли идут вдалеке друг от друга, явно пытаясь охватить розысками возможно большее пространство. Вероятно, то были "Ксапур" и "Акит", уцелевшие суда флотилии, и, вероятно, Тоиланна тоже заметил их. Воздушный корабль повернул к северу, спрятался за облаками и увеличил скорость. Туранские галеры исчезли, а впереди замаячил бесплодный берег, изрезанный шхерами, бурая скалистая стена да гребнистые валы, рассыпавшиеся у ее подножия фонтанами брызг. В пятистах локтях от земли из моря торчали остроконечные утесы, расположенные полукругом, у которых тоже вскипала вода. Они выглядели так, словно на морском дне, в ожидании добычи, спрятался огромный дракон, выставивший над волнами зубастую нижнюю челюсть. Одна жертва ему уже досталась: разбитый и полузатопленный "Ильбарс", чьи останки Конан мог ясно разглядеть с высоты.

И хотя грондарцы не были повинны в этой катастрофе, ярость с новой силой вспыхнула в нем. Он понял, что медлить нельзя; с одной стороны, место было удобным и подходящим во всех отношениях, с другой, выпитое зелье могло наконец опьянить его и погрузить в сон, еще более беспробудный, чем тот, что вызывали чары Тоиланны.