Корабли надежды

Но, худо ли, бедно ли, эскадра 23 августа подошла к входу в Босфор, а на следующий день, получив разрешение турецких властей, вошла в пролив и стала на якорь в заливе Буюкдере, верстах в Двадцати пяти от Стамбула, напротив летней резиденции русского посланника. О том, как приняли турки русскую эскадру, Ушаков пространно и красочно в тот же день изложил в рапорте Павлу I: «…По всем видимостям Блистательная Порта и весь народ Константинополя прибытием вспомогательной эскадры бесподобно обрадованы, учтивство, ласковость и доброжелательство во всех случаях совершенны, на первый случай прислан был ко мне драгоман Адмиралтейства, именем Каймакамы-паша, со цветами и фруктами, а за ним на другой день от его величества был у меня первый драгоман Порты (через которого в знак благоволения за скорое прибытие удостоился я получить табакерку, осыпанную бриллиантами), и по многим учтивостям, между прочим, оба драгомана порознь в бытность свою в квартире, в доме министра для меня отведенной, с оказанием благоприятства, спрашивали и просили моего мнения, совета и объяснения, какой бы лучший план избрать в действиях против французов в Архипелаге, Венецианском заливе и в Александрии… В сие же время через первого драгомана Порты получил я на отношение мое к министру декларацию о соглашениях Блистательной Порты, касательных до свободного прохода эскадры и всяких военных и транспортных судов из Черного в Белое^{56} и обратно в Черное море».

Так была одержана Ушаковым первая важная дипломатическая победа: получено заверение султанского правительства о свободном пропуске русских кораблей из Черного моря и обратно. Спустя несколько дней после отправки рапорта Ушаков получил указ Павла I о задачах эскадры и пределах ее действии «…не далее Египта, Кандии, Мореи и Венецианского залива»^{57}. Здесь же содержалось предупреждение о необходимости получить от султана перед входом в Босфор заверение о пропуске русских кораблей, то есть то заверение, которое Ушаков так предусмотрительно потребовал неделей раньше.

Задача в императорском указе ставилась в самом общем виде: «Буде нужда потребует, можете действовать соединенно с турецким флотом как у Дарданельских крепостей в Мраморном море, так и в самом Архипелаге; равномерно имея мы союз и с Великобританией и одну цель с нею, благосостояние соседних держав, дозволяем вам, когда обстоятельства потребуют, действовать соединенно с английскою эскадрою, находящеюся в Средиземном море и делающею поиски над хищным французским флотом…

Впрочем, надеемся мы на вашу благоусмотрительность, осторожность, храбрость и усердие к службе нашей…»

Указ этот Ушаков получил накануне намеченной на 28 августа конференции с представителями Порты и Англии. Он заставил адмирала глубоко задуматься над тем, что же ему делать. Он был не новичок в морском деле, имел опыт общения и с турецкими, и с английскими чиновниками, но такая сложная и важная государственная задача ему выпала впервые.

Ушаков еще в Севастополе прекрасно понял, что ответственные решения ему придется принимать самостоятельно, не дожидаясь указаний из далекого Петербурга. Даже если бы он и захотел спросить совета, обратная почта принесла бы ему ответ в лучшем случае через месяц-полтора, а когда он уйдет к Ионическим островам, то и за три месяца он вряд ли дождется ответа. За это время положение дел могло так измениться, что полученные указания уже были бы неисполнимы.

Но сейчас ему предстояло выступить не только в привычной роли флотоводца, но и в совершенно для него новой — в роли дипломата. А как много потребуется ему проницательности, тонкости ума, правильного понимания обстановки, ее соотношения с теми замыслами, которые так трудно угадать в туманном изложении императорского указа! Верить здесь — он это знал — полностью нельзя никому: ни слову, ни даже фирману султана. Вместе с тем и показать, что ты не веришь пышным обещаниям и льстивым похвалам, тоже недопустимо. Союзники теперешние, что турки, что англичане, что австрийцы и неаполитанцы, будут стремиться использовать русскую силу главным образом в своих целях. Но какая же его цель? Только та, что изложена в императорском указе, или та, что скрыта между строк? Ответа на поставленный себе вопрос Ушаков не знал.

Ответственность за судьбу эскадры и за судьбу тех людей, которым он должен оказать помощь, ощутимым грузом ложилась на его плечи. Ушаков вспомнил внимательный, изучающий взгляд Василия Степановича Томары, его уклончивые ответы, весь какой-то странный, в недомолвках, их первый разговор. Кто он ему и его делу будет? Друг или враг? Или такой же радетель за собственные интересы, как Мордвинов?