Корабли Санди. Повести

Научный руководитель в институте, он остается научным руководителем и на заводе. Ты не представляешь, как он занят: сводки, распоряжения, бумаги, телефонные звонки, то на-;;о провести рапорт, то съездить в министерство, то встретиться с иностранными специалистами. Конференции, лекции, семинары, собрания, совещания. Сегодня день качества на заводе, и сегодня надо присутствовать на защите чьей-то докторской диссертации. И при всем этом он с а м вникает во все. Перестройка, реконструкция завода, строительство и ввод в эксплуатацию новых цехов, новых машин, новых поточных линий - ничто не обходится без него. К тому же он сам конструирует - является соавтором многих изобретений, соавтором многих книг по проблемам приборостроения, соавтором учебников, редактирует книги молодых специалистов. При этом хороший муж и семьянин…- папа осекся и покраснел,- если не считать неудачный первый брак.

- И Зинку…

- И Зину. Так вот, наш завод - это Рябинин, а Рябинин - это наш завод. Это слито неразрывно.

- А что из себя представляет директор завода?

- Иван Иванович? Очень добрый и старательный человек, не обещает, если не может выполнить. С неба звезд не хватает. Всю войну воевал, был трижды ранен и контужен, имеет награды. Сейчас как-то преждевременно постарел. Хочет одного: спокойно доработать до пенсии. Собрал большую библиотеку - говорит, будет читать, когда уйдет на отдых.

Так вот, на заводе один хозяин - главный инженер Рябинин. Иван Иванович никогда против него не пойдет…

- Не нравится мне это слово: хозяин…- заметила я.

- Мне тоже, - согласился отец, поднимаясь. Уже шли в зрительный зал.

В антракте я сказала:

- Все-таки не понимаю, как это все может совмещаться в одном человеке? Ну, все эти его действительно большие заслуги в науке и на заводе и его подлый поступок с Тереховым… вся эта недостойная травля. Как может совмещаться?

- На этот вопрос ты мне ответишь, дочка, когда станешь психологом.

- Я и сейчас могу, пожалуй, ответить.

- Ой ли!

- Он стал портиться потому, что слишком давно чувствует себя хозяином, которому никто не смеет перечить. Папа, а почему на место Терехова назначили именно Валерку?

- Не знаю,- сухо ответил отец, и я поняла, что ему не хочется обсуждать этот вопрос: больное место.

Тем не менее дома я опять завела этот разговор.

Конфликт, видимо, начался со злополучного вопроса о соавторстве. Юрий Терехов заявил своим товарищам по КБ, что он не в состоянии разговаривать с Рябининым. К главному инженеру отрядили с докладом о завершении работы нашего Валерия. Он это мог - разговаривать с Рябининым, не раздражая его и не раздражаясь сам, и так все доложил ему, что довольный Рябинин согласился с тем, что «очень удачная конструкция». Чтобы помочь молодым изобретателям «продвинуть все побыстрее», Рябинин «согласился» поставить свою фамилию… как ведущего соавтора. Валерка стал его благодарить. (За что?)

Но когда он у себя в конструкторском бюро передал слова Рябинина, Юрий взбунтовался и категорически отказался допустить главного инженера к проекту по той простой причине, что главный никаким соавтором в данном случае не был и не только ни разу не помог конструкторам, но, наоборот, мешал им.

Вот тогда и заварилась эта каша.

Я бы тоже на месте Терехова не взяла бы соавтора на свою законченную работу - принципиально! Мне вся эта история показалась просто дикой, но папа говорит, что это сейчас довольно распространено.

Черт те что! Как это у нас допускают примазываться к чужой работе? Папа согласился со мной, что с этим явлением надо бороться, и обещал поддержать Терехова.

Глава девятая ГЕЛЕНКА И ХУЛИГАНЫ (продолжение)

Вот как все это получилось… У Геленки были зимние каникулы, и она, как всегда, проводила их на даче с матерью и стариками. Ходила на лыжах, дышала сосновым воздухом, много играла на рояле, готовясь к конкурсу. На даче был старенький дореволюционный рояль, но хранился он бережно, и Геленка любила его даже больше, чем концертный, белый. Неожиданно Рябинину пришлось по делу выехать во Францию, и он взял с собой жену, так что Геленка осталась только со стариками. Но у них умерла племянница, и они отправились в пятницу утром в Рождественское.

К вечеру, когда я пришла с работы, Геленка мне позвонила и просила приехать к ней с ночевкой на два дня, до понедельника.

Я обещала. Сказала, что только зайду в детскую комнату милиции, поскольку меня выбрали шефом. И прямо оттуда - на электричку, в Переделкино.

Нас просили прийти к семи вечера - тех двух парнишек и меня. После обеда я приняла душ и стала примерять все свои платья по очереди, потому что там будет Ермак. Платья все оказывались какие-то не такие. Одно было слишком нарядное, неловко же вырядиться в милицию, как в театр, другие уже не имели свежего вида, к тому же слишком короткие. И главное, я в этих платьях была какой-то девчонкой (тоже мне - шеф). Наиболее солидно я выглядела в черном платье с кружевными манжетами. Его я и надела, а на шею - мамин янтарный кулончик на золотой цепочке (без спросу, она все равно раз в год надевает).