Корабли Санди. Повести

- Знаю. Как папа?

- Ничего.

Валерий поспешно разделся. Он у нас высокий, широкоплечий, женщины находят его очень интересным. Ходит он вразвалку. Карие, чуть выпуклые глаза смотрят равнодушно и нахально. Сколько он ни бреется, щеки всегда отливают синевой, вроде ему пора бриться. Он жгучий брюнет (в кого бы?), длинные черные ресницы, густые черные волосы. От него пахнуло табаком и каким-то дорогим мужским одеколоном, без сомнения новинкой! Он любит новинки.

У нас с ним, в общем-то, неплохие отношения. Он не забывает подарить мне какую-либо новинку на день рождения, Восьмого марта и в прочие праздники, он даже любит меня, но считает, что я «малость не удалась»: не красива, не умна, не практична, к тому же люблю «дразнить гусей», что во все эпохи безусловно не приносило пользы. Мое будущее его несколько беспокоит: боится, как бы я не осталась «просто работницей». Я тоже делаю ему подарки, оказываю услуги, если он попросит (просит он довольно часто). Я считаю его красивым (хотя не в моем вкусе), практичным и себе на уме.

Валерка всегда был маминым любимчиком. Отца он любил как-то исподтишка… То ли потому, что мама ревновала, а может, стеснялся обнаруживать любовь к человеку, столь не преуспевшему в жизни.

Валерий честолюбив, но, увы, слишком ленив, что мешает его честолюбию. Единственно, на что он мастер, это подать себя. Он умеет производить впечатление, и потому его считают инженером дельным, способным, современным.

Валерий прекрасно знает, что он не умен в высшем смысле этого слова, и, попадая в компанию людей интеллектуального склада, умело это скрывает, но чаще всего он и не скрывает этого, считая, что умников не очень-то жалуют.

Язык у него подвешен неплохо, и, когда он берет слово на собраниях, начальство всегда довольно: он никогда не скажет ничего лишнего, а только то, что надо, что положено говорить. Последний год, о чем бы он ни говорил, он все сводит к экономике производства и кибернетике - это производит впечатление, хотя каждый мог бы и сам прочесть это в газетах.

Когда я беру на собрании слово, меня почему-то так и подмывает говорить то, что не надо. Отец, по-моему, такой потребности не испытывает (о маме и говорить нечего), так что я даже не знаю, в кого я такая уродилась, должно быть, в какого-нибудь мятежного пращура.

Валерий чмокнул отца в щеку и сел рядом.

- Закурим, старик? - предложил он, протягивая папе табачную новинку.

Они закурили. Я подала на стол чай, испытывая невольную благодарность к Валерию.

Он просидел у нас допоздна. Говорить не хотелось. Мы включили телевизор. Передавали концерт из Останкино. Мы сидели втроем и слушали. Даже думать не хотелось.

Не знаю, каким образом (мы никому не рассказывали), но на заводе стало известно, что папа «бросает семью», подал на развод.

Папу назначили бригадиром вновь организованной бригады слесарей. В нее вошли братья Рыжовы, Шурка Герасимов, Олежка Куликов и несколько незнакомых мне парней, вернувшихся из армии.

Это был приказ самого Рябинина - собрать всех «трудных» либо «сомнительных» в одну бригаду, чтоб они не мешали производственному процессу, легче-де наблюдать за ними,. когда они вместе.

Однако двое лучших наладчиков из бывшей папиной бригады, Володя Петров и Андрей Шувалов, категорически отказались оставить своего бригадира с такими работничками и тоже вошли в новую бригаду. Оба они были дружинниками, увлекались боксом и, как я сразу поняла, не собирались спускать ни одного случая неуважения к их любимому бригадиру.

А потом в новую бригаду были направлены Алик Терехов и я, Владлена Гусева (по нашей настоятельной просьбе).

Алла Кузьминична выразила сожаление, что я ухожу из ее бригады, но не задерживала. Когда я зашла к ним домой навестить Наташу, Алла Кузьминична рассказала, что на заводе решительно никто не думает, что отец бросил семью, что все (в том числе и начальство) прекрасно понимают, кто от кого ушел.

Бригаде неумелой, неопытной, собранной с бору по сосенке, поручили сборку и доводку «сборочного центра» Терехова. Это было издевательство и над конструктором и над его идеей, и повинен в этом был главный инженер Рябинин.

Отец иногда оставался после работы, чтоб помочь изобретателю. Это стало известно Рябинину, он ополчился и против моего отца. Но… трудно придраться к хорошему рабочему, который не пьет, не. прогуливает, да еще наладчик, чья профессия дефицитна, рабочему, который очень нужен заводу.

В этой нужности заводу и была папина независимость и свобода.

И вот мы собрались в отведенном нам помещении: тот же цех, тот же этаж, где работал отец со своей прежней бригадой. «Аквариум» был этажом выше. Десять парней и одна девушка (родная дочка) - его новая бригада. Мы пришли минута в минуту к началу смены и теперь смотрели на своего бригадира, ожидая заданий и указаний. Только Володя Петров и Андрей Шувалов пришли раньше… Отец, оглядевшись, подошел к ним. Он был растроган.

- Это вы, ребята, постарались?

У папы даже горло перехватило, так он разволновался.

- Всей бригадой,- усмехнулся Шувалов.